ADYGHES ENLIGHTENERS’ VIEWS ABOUT POLITICAL SYSTEM OF THE PEOPLES OF THE NORTH-WESTERN CAUCASUS AT THE END OF THE 18TH - THE FIRST HALF OF THE 19TH CENTURIES

Данная статья посвящена изучению политического устройства народов Северо-Западного Кавказа в конце XVІІІ - первой половине XІX вв. в освещении представителей адыгейской интеллигенции. Автором систематизированы взгляды адыгских просветителей Султана Хан-Гирея и Султана Адыль-Гирея, раскрыты роль и значение национальных лидеров в процессе централизации Черкессии, изучена эволюция политического строя абадзехов, шапсугов и натухайцев в направлении сословно-представительной монархии.

The paper is dedicated to the analysis of political system of the North-Western Caucasus peoples at the end of the 18th - the first half of the 19th centuries as it was depicted by the representatives of Adyghe intelligentsia. The points of view of Adyghe enlighteners, such as S. Khan-Ghyrey and Sultan Adyl-Ghyrey are systematized. The role and signifi cance of national leaders in the process of Circassia’s centralization is exposed. The evolution of political system of the Abadzekhs, the Shapsugs and the Natukhais towards social estate-representative monarchy is studied.

Ключевые слова:
социально-экономическое развитие, орудия труда, хозяйство, общественный строй, народы Северо-Западного Кавказа, политическое устройство, адыги, просветители, национальные лидеры, централизация, сословно-представительная монархия, разделение труда, торговля, субэтнические группы, уклад.

Key Words:
Social and economic development; instruments of labour; economy; social order; peoples of the North-Western Caucasus; political system; the Adyghes; enlighteners; national leaders; centralization; social estate-representative monarchy; differentiation of labour; trade; subethnic groups; lifestyle.

Адыгские просветители уделяли пристальное внимание изучению вопросов социально-экономического развития народов Северо-Западного Кавказа: адыгов, абазин и убыхов. При этом они, учитывая близость, а подчас и тождественность общественного строя этих народов, преимущественно описывали занятия и политическое развитие наиболее многочисленного из них народа - адыгов. О схожести нравов и обычаев адыгов и абазин писал еще в 1836 г. С. Хан-Гирей следующим образом: «Абадзинцы здесь поименованных колен трудолюбивы, занимаются с прилежанием скотоводством и, говоря вообще, совсем освоились с черкесами: одежда и образ жизни совершенно те же, как у черкес; обычаи и даже нравы они более приняли черкесские, нежели сохранили собственные, и черкесский язык сделался у них всюду общим» . А. Г. Кешев также отмечал близость обычаев и нравов адыгов и абазин. Говоря о XIX в., известный специалист по адыгскому просветительству Р. Х. Хашхожева подчеркивает: «К тому времени слияние аба-

зин с адыгами - в образе жизни, обычаях, культуре, - было столь тесным, что их этническое разграничение представлялось таким, как Кешев, бессмысленным» . Большинство убыхов также владело адыгским языком и их культура и быт не имели существенных отличий от культуры и быта адыгов . Как справедливо пишут адыгские просветители, адыги занимали на Северном Кавказе обширную территорию. Хан-Гирей отмечал: «Черкесские земли… простираются в длину слишком на 600 верст, начиная от устья Кубани вверх по этой реке, а потом по Куме, Малке и Тереку до границ Малой Кабарды, которые простирались прежде до самого слияния реки Сунжи с рекою Тереком. Ширина различна и заключается от вышеупомянутых рек на полдень по долинам и по скатам гор в разных кривизнах, имеющих от 20 до 100 верст расстояния, составляя таким образом длинную узкую полосу, которая, начиная от восточного угла, образуемого слиянием Сунжи с Тереком, то расширяется, то опять стесняется, следуя на запад вниз по Кубани до берегов Черного моря. Черкесские земли граничат к северу с землью черноморских казаков и кавказскою областью; к западу с Черным морем; к востоку с землями, занимаемыми аксаевскими кумыками, Брагунскую деревнею и чеченцами; к югу с землями кистов, осетинцев, балкарцев и абхазцев, неопределенною чертою» . На Северо-Западном Кавказе адыги населяли земли от берега Черного моря на западе до р. Уруп на востоке. Мнение С. Хан-Гирея подтверждается и другими источниками . На Черноморском побережье Кавказа они занимали территории от устья р. Кубани до р. Шахе, за которой жили убыхи, на юге .
По словам просветителей, западные адыги подразделялись на племена (точнее - субэтнические группы), наиболее значительными среди которых в первой половине XIX в. являлись натухайцы, шапсуги, абадзехи, бжедуги, хатукаевцы, темиргоевцы, егерухаевцы, адемиевцы, мамхеговцы, бесленевцы и беглые кабардинцы . При этом, как верно писал С. Адыль-Гирей, «все эти народы, без всякого сомнения, одного происхождения и принадлежат к древнейшим обитателям Кавказа» .
Противоречивы мнения просветителей по вопросу о численности адыгов в конце XVIII - первой половине XIX вв. Хан-Гирей считал, что численность адыгов, абазин и ногайцев составляла в это время чуть более 250 тыс. человек . Эти данные являются неверными, слишком заниженными. Другой просветитель, Султан Адыль-Гирей, писал, что адыги, абазины, ногайцы и карачаевцы насчитывали вместе до 430 тыс. человек . Другие источники XIX столетия также содержат чрезвычайно противоречивые сведения о численности адыгов. Русский офицер Г. В. Новицкий в 1830 г. исчислял население Западной Черкесии в 1 млн 82 тыс. 200 человек, а Ф. Ф. Торнау - в 500 тыс. человек . Немецкий путешественник К. Кох приводил цифру 575 тыс. 500 человек, считая также и кабардинцев, а Т. Лапинский, проживший в Черкесии около трех лет, насчитывал в ней более полутора миллионов человек . Если Новицкий, например, определял численность натухайцев в 240 тыс. человек, то Вревский утверждал, что их было 60 тысяч, а по данным наказного атамана Черноморского казачьего войска Г. И. Филипсона, их насчитывалось всего 20 тыс. душ мужского пола и т. д.
Противоречивы также цифры, приводимые современными исследователями. Авторы историко-этнографического очерка «Адыги» считают, что численность адыгов составляла «по примерному подсчету до 1 млн человек» . В «Очерках истории Адыгеи» отмечается, что в конце 50-х гг. XIX в. число адыгов равнялось цифре 505 тыс. 90 человек и «эти данные более близки к действительности, чем

сведения, собранные Новицким» . Для определения численности общего населения адыгов в первой половине XIX в. В. К. Гарданов в качестве максимальной приводит цифру 500 тысяч . В рецензии на монографию В. К. Гарданова другой известный исследователь, Т. Х. Кумыков, напротив, утверждает, что «…цифра 500-600 тыс. как минимум более близка к действительным размерам населения Черкесии первой половины XIX в., чем предложенная В. К. Гарадновым цифра 500 тыс. как максимум» . Исследователь из Иллинойского университета (США) Н. Люксенбург количество адыгов определяет в 700 тыс. человек . М. В. Покровский полагал, что их численность к середине XIX в. была примерно 700 - 750 тыс. человек .
По нашему мнению, численность адыгов в первой половине XIX в. составляла цифру от 1 млн до 1,5 млн человек.
Анализируя экономическое развитие народов Северо-Западного Кавказа, просветители обратили внимание на важную роль земледелия в народном хозяйстве. По словам С. Хан-Гирея, «три рода пшеницы, жито или рожь, ячмень и три рода проса - суть главнейшие хлеба, из числа которых просо есть продукт столько же необходимый в Черкесии, как пшеница и рожь в других странах» Другой выдающийся адыгский просветитель, Ш. Б. Ногмов, подчеркивал: «Адыге издревле занимались хлебопашеством и сеяли просо, ячмень, полбу, кукурузу и огородные овощи: лук, чеснок, редьку, свеклу и пр.; на нашем языке есть названия всех хлебов, исключая сарачинского пшена. Хозяин не мог располагать сжатым и убранным хлебом до совершения установанной для сего мотивы. По совершении же ее, из нового хлеба приготовлялся обед, на который созывались ближайшие родственники» .
С. Хан-Гирей писал в 1836 г.: «Жители равнин пашут землю плугом, сделанным наподобие украинского, в который впрягают обыкновенно четыре пары волов, которыми управляют три человека. Посеянные зерна боронуют бороною… Жители же ущелий и гор, не имеющих привольных долин для хлебопашества, имеют другого рода плуг, а именно малый и запрягаемый в одну пару волов» .
Пшеницу адыги косили обычно серпами или косами и молотили ее с помощью доски с положенным на нее грузом, впрягая в эту молотилку быков или лошадей, как это делается в Грузии и Ширване. При этом адыгские орудия труда «по простоте устройства, по легкости своей и в особенности по качеству производимой работы», являлись, по мнению авторитетного специалиста, «лучшими и целесообразными орудиями, наиболее применимыми при местных условиях» .
Основными системами земледелия, существовавшими у адыгов, были подсечная, переложно-залежная, а также чередование культур. Применяли они и удобрение, орошение, устраивали террасные поля. По словам С. Хан-Гирея, из горных адыгов более всего занимались хлебопашеством натухайцы . Наряду с хлебопашеством адыги занимались также огородничеством. Касаясь этой отрасли земледелия, просветитель XIX в. Хан-Гирей отмечал, что у каждого порядочного хозяина имелся огород возле дома . Выращивали лук, тыкву, фасоль, свеклу, капусту, чеснок, огурцы, морковь, редьку, арбузы и дыни, петрушку и красный перец. Кроме того, есть сведения о разведении табака.
На Черноморском побережье развивалось шелководство. Важную роль имело разведение лесов. Адыги бережно относились к ним, широко практиковали посадку деревьев. Лес был важнейшей статьей черкесского экспорта.
На Черноморском побережье Черкесии процветало садоводство. Просветители обращали внимание на обилие плодовых деревьев в этом районе.

Культивировались адыгами яблоня, груша, айва, слива, персик, черешня, инжир, хурма, виноград. Имелись груши и яблони скороспелых сортов. Адыги обладали искусством прививки деревьев, сады окружали всеобщим вниманием, заботой и обрабатывали повсеместно хорошо.
Большое место в народном хозяйстве у адыгов в первой половине XIX в. занимало скотоводство. Просветители сообщают, что адыги разводили лошадей, крупный и мелкий рогатый скот и буйволов . Современники обращали внимание на многочисленность скота, который в Черкесии был мерилом богатства отдельных семей. Разведение скота давало адыгу еду, тяговую силу и материалы для изготовления одежды и обуви. Об этом писал Хан-Гирей: «Вообще рогатый скот необходим в жизни черкеса как для мяса и молока, так равно и для работы; также из кожи… делают поселяне обувь, и наездники сбрую конскую…» .
Система скотоводства у адыгов была отгонная. Весной и осенью скот кормили на равнинах на пастбищах, летом перегоняли его в горы, а зимой содержали в специальных стоянках. Заготавливали запасы сена для кормления скота. Преимущественно разводился мелкий рогатый скот: овцеводство было ведущей отраслью. С. Хан-Гирей писал об овце: «Это доброе животное чрезвычайно полезно черкесу: из овечьей кожи делает он шубу, единственную свою защиту от стужи, а из волны ткется сукно. Баранье мясо предпочитается мясу всех других животных; оно даже некоторым образом как бы почитается между ими, так сказать, за особо благородную пищу» . Адыги уделяли разведению скота много времени и забот и выработали рациональные приемы его выращивания. В хозяйстве адыгов немалую роль играло коневодство. Ими были выведены местные породы лошадей: шолох, бачкан и другие. По наблюдению Г. И. Филипсона, служившего в 30 - 40-е гг. XIX в. в рядах российских войск на Кавказе, у горцев были «знаменитые конские заводы: Шолок, Трам, Есени, Лоо, Бечкан» . Каждый завод клеймил лошадей своим особым тавром и за применение фальшивого тавра виновные подвергались строгим наказаниям.
Адыги с любовью относились к лошадям и тщательно о них заботились. «Черкес, какого бы звания он ни был, - указывал Хан-Гирей, - скорее сам согласится быть голоден, чем лошадь свою допустит до этого» . До пяти лет лошадей никогда не использовали, они паслись в табунах и оседлывали их лишь после достижения необходимого роста и возраста. Громкую славу имел белый конь завода Трам. Лошадей в Черкесии употребляли тогда лишь для верховой езды. К середине XIX в., вследствие развертывания Кавказской войны, произошел упадок коневодства на Северо-Западном Кавказе.
Наиболее важным, после земледелия и скотоводства, занятием адыгов являлось пчеловодство. Его развитию благоприятствовало наличие большого числа медоносных растений. Выдающийся адыгский просветитель С. Хан-Гирей подчеркивал: «Во всех племенах Черкесии более или менее занимаются пчеловодством. В иных же местах имеют весьма значительные пчельники, которые приносят владельцам чрезвычайно много пользы: кроме употребления в домашней жизни, мед и воск с большею выгодою ими продаются. Для домашнего же употребления мед составляет главнейшее лакомство. Из воску делают свечи и клеенки» . Говоря об экономическом развитии адыгов, другой просветитель, Б. Б. Шарданов, писал: «По берегам Черного моря, Кубани, Терека, Аргуни и других рек зеленели роскошные фруктовые сады; на обильных полях Северного Кавказа паслись бесчисленные стада рогатого скота и табуны лошадей, во всех аулах жители занимались пчеловодством;
44

черкесский народ в этот период отличался трудолюбием, почему соседние племена называли его не иначе, как адиге-лежако, т. е. трудолюбивый черкес» .
Известное значение в хозяйстве адыгов и других народов Черкесии также имела охота. Они охотились на медведей, волков, оленей, лис, зайцев и других зверей . Вывоз пушнины занимал большое место во внешней торговле. Меньшее значение имело рыболовство, которому в конце XVIII - первой половине XIX вв. уделяли мало внимания.
Согласно трудам адыгских просветителей, у горцев Северо-Западного Кавказа были развиты домашние промыслы и ремесла. Домашние промыслы были направлены на изготовление предметов главным образом для внутренних потребностей семьи. Адыгский просветитель С. Сиюхов отмечал, что «черкесы занимались ремеслами: кузнечным, плотничным, шорным; считалось очень благородным занятием искусство по отделке золота и серебра. Черкесы добывали железо, готовили порох, варили мыло, выделывали сукна, бурки, кожи» . Ремесленники работали на заказ, развивалась профессиональная специализация. Просветители указывали на высокое мастерство адыгских ювелиров, изделия которых покупались охотно за пределами страны. Хан-Гирей писал: «Серебряные изделия достойны удивления по прочности и чистоте отделке. Чернь и позолота, с величайшим искусством на них наводимые, превосходны в полном смысле слова, и, что важнее всего, эта чернь и позолота почти не сходят» . С этим высказыванием перекликаются слова поляка Т. Лапинского про адыгских мастеров: «Золотые и серебряные украшения, вызывающие восхищение европейского любителя оружия, изготовляются с большим терпением и старанием посредством скудных инструментов» . Большую славу завоевали себе и адыгские мастера-оружейники. Развивалось производство пороха. Одной из составных частей экономического организма горского общества являлась торговля. В конце XVIII - первой половине XIX вв. ввиду господства натурального хозяйства внутренняя торговля народов Северо-Западного Кавказа получила незначительное развитие. Весьма слабым было общественное разделение труда. Отсутствовала у горцев собственная денежная система. Не было в Черкесии регулярно действующих рынков и ярмарок.
Внешняя же торговля, в отличие от внутренней, была весьма развита. Горцы поддерживали в первой половине XIX в. довольно оживленные торговые связи с Османской империей и Россией, а также со странами Европы и Ближнего Востока. Изучению внешней торговли адыгов и других народов Северо-Западного Кавказа посвятил ряд страниц своего капитального труда «Записки о Черкесии» С. Хан-Гирей. По его словам, в другие страны вывозили кожи и меха, мед, воск, масло и невольников. Последних для продажи туркам привозили в Анапу и Суджук-Кале . Слова Хан-Гирея подтверждаются другими источниками XIX в.
«Порты Анатолии от Батума до Синопа, - отмечалось в одном из документов русской кавказской администрации, - имеют с давних времен торговые связи с восточными берегами Черного моря. Торговля сия, как самая выгоднейшая, обратила все капиталы анатолийского купечества» . В первой четверти XIX в. турецкая торговля с горцами Кавказа достигла значительного развития.
Из одной лишь Новороссийской бухты, по сведениям С. Пушкарева, отплывало во времена османского господства ежегодно до 120 больших кораблей, везших местные продукты в Турцию . Большое место в этой торговле занимал вывоз невольников.

Описания очевидцев воссоздают сцены работорговли, показывают процесс продажи женщин купцам на Кавказском берегу. Русский офицер Ф. Ф. Торнау был свидетелем продажи невольницы туркам. По его рассказу, покупатели сначала осматривали продаваемую женщину и, определив с помощью жребия, кто из них ее купит, стали торговаться с горцами - хозяевами «живого товара». Между покупателями и продавцами беспрерывно сновал посредник, «уговаривая ту и другую сторону согласиться на предлагаемые условия». Уплатив две лошади и два вьюка бумажных материй, турки приобрели желаемый «товар» . По словам Н. Каменева, мать прощалась с проданной дочерью, «держа ее за руки и мотая три раза головой в разные стороны, что исполняла и дочь; затем опускались головы на противоположные плечи и лились ручьи слез…» . Взрослые девушки осматривались покупателями с соблюдением строжайших правил деликатности, девочек же до 9 лет купец осматривал бесцеремонно, «брал руки, ноги, ворочал их, угадывая стоимость ребенка в период его развития…». При покупке рабынь присутствовали свидетели и муллами за вознаграждение составлялись купчая - «дефтер» . В Туапсе француз А. Фонвилль побывал в одной из хижин на берегу Черного моря, где обычно содержались купленные османами рабыни в ожидании судна, которое отвезет их во владения султана. Он следующим образом обрисовывал пребывание невольниц в этих лачугах: «Внутренность хижин была очень оригинальна, невольницы сидели в них на корточках, вокруг огней, и когда посетитель приближался к ним, они поспешно вставали, кланялись, и, потупив глаза в землю, оставались неподвижными, в ожидании обращения к ним с речью» .
Весьма трудно определить общее количество невольников, ежегодно вывозившихся с северо-восточного побережья Черного моря в Османскую империю в течении первой половины XIX в. Данные подобного рода никем систематически не фиксировались. С. М. Броневский считал, что с Черноморского побережья вывозилось ежегодно от двух до трех тысяч невольников . Русский дипломатический представитель в Османской империи А. П. Бутенев полагал, что цифра ежегодного вывоза невольников из Черкесии составляла четыре тысячи человек .
Такой осведомленный автор, как Л. Я. Люлье, длительное время проживший среди адыгов, писал, что в среднем в эпоху османского владычества в Анапу ежегодно прибывало от 40 до 50 судов из Турции, причем каждое судно увозило до 40 человек рабов . Отсюда, можно подсчитать, что из Анапы, являвшейся главным центром внешней торговли Западной Черкесии, ежегодно вывозилось от 1 тыс. 600 до 2 тыс. невольников и невольниц. Прибавив к этому число рабов, вывозившихся через другие пункты адыгейского побережья, можно весьма приблизительно принять цифру ежегодного вывоза невольников в три тысячи человек. В дальнейшем количество вывозимого «живого товара» снизилось, ибо на этот процесс существенно повлияла борьба России против работорговли на Северо-Западном Кавказе. Число вывозимых невольников изменялось также в зависимости от роста или падения спроса на рабов в Турции и от колебаний экономической и политической конъюнктуры.
Социальный состав вывозимых невольников был разнообразен. Основную их массу составляли унауты и пшитли. Бывали и случаи, когда попадали в неволю представители свободных сословий горского общества. В феодальной Черкесии мало кто мог считать себя в полной безопасности от внезапного нападения и пленения. Цены рабов определялись в зависимости от целей, для которых они предназначались, а также от пола, возраста, красоты, стройности, способностей, физической

силы и состояния здоровья .
Что касается ввоза в Черкесию, С. Хан-Гирей писал, что горцы приобретали у иностранцев соль, порох, свинец, различные ткани и сукна, посуду и утварь . Он также показал значение для народов Северо-Западного Кавказа развития их торгово-экономических связей с Россией.
Большинство адыгских просветителей считало, что у адыгов и других народов Северо-Западного Кавказа в конце XVIII - первой половине XIX вв. господствовали феодальные отношения. Измаил Атажукин вполне определенно писал о феодализме у адыгов . Четко и обоснованно говорил об адыгском феодализме А.-Г. Кешев: «…было бы… крайне ошибочно определять уровень их [черкесов] политического и общественного развития меркою первобытного, младенческого общества. Черкесы занимали в период своего падения, относительно социального устройства и двигающего всей их жизнью духа, почти то самое положение, какое народы Западной Европы пережили в эпоху федализма» .
В отличие от Измаила Атажукина и А.-Г. Кешева другой просветитель, С. Адыль-Гирей, отмечал в 1860 г.: «В настоящее время черкесские племена представляют самую низкую ступень общественного развития. Они сохранили устройство первобытных человеческих обществ, распадаясь, как и первые, на отдельные семейства» . Однако имеющийся в нашем распоряжении документальный материал позволяет со всей определенностью констатировать, что в конце XVIII - первой половине XIX вв. у адыгов, абазин и убыхов господствовали феодальные отношения. Вместе с тем у них в общественном строе сохранялись в пережиточной форме некоторые черты родовых отношений. Своеобразие адыгского феодализма проявлялось в том, что в Западной Черкесии в первой половине XIX в. оформилось два типа феодальных обществ. В этой связи просветители отмечали, что по характеру своего общественно-политического строя адыгские субэтнические группы делились на два больших подразделения - «аристократическое» и «демократическое». К «аристократическому» относились бесленеевцы, темиргоевцы, бжедуги, хатукаевцы, махошевцы, егерухаевцы, адемиевцы, жанеевцы и кабардинцы. «Демократическую» группу составляли абадзехи, шапсуги и натухайцы . Различие между этими подразделениями адыгских субэтнических групп в политической сфере заключалось в том, что у «аристократических» субэтносов сохранялось княжеское управление, в то время как у абадзехов, шапсугов и натухайцев власть феодальной аристократии была свергнута в результате демократического переворота конца XVIII в. Классическую характеристику двух больших групп адыгских субэтносов дал адыгский просветитель первой половины XIX в. С. Хан-Гирей. «Аристократические» субэтнические группы он обозначал термином «колена, зависящие от власти князей», а «демократические» именовал как «племена, имеющие народное правление» . В адыгском обществе господствовала феодальная собственность на землю, которая, правда, юридически закреплена не была. У «аристократических» субэтносов существовала княжеская и дворянская собственность на землю. У «демократических» адыгских субэтнических групп княжеской собственности на землю не было, но сохранялось дворянское землевладение. У обеих групп субэтносов сохранялось общинное землевладение, удельный вес которого постепенно уменьшался.
Весьма своеобразным явлением было то, что у абадзехов, шапсугов и натухайцев интенсивно развивалась мелкокрестьянская собственность на землю. Вообще, развитие частной земельной собственности достигло больших успехов именно у «демократических» субэтнических групп. Л. Я. Люлье подчеркивал: «Невозможно

определить, на каком основании совершился раздел земель, подвергшихся раздроблению на малые участки. Право владения определено, или лучше сказать, укреплено за владельцами несомненно, и переход наследства из рода в род бесспорный» . Адыгский просветитель С. Сиюхов относил убыхов и абазин к «демократическим» племенам .
Труды просветителей наряду с материалами обычного права горцев являются ценным источником для изучения прав и обязанностей классов и сословий западнокавказского феодального общества.
На высшей ступени феодальной лестницы у адыгских «аристократических» субэтнических групп находились князья (пши). Они обладали различными политическими и экономическими привилегиями, занимали особо почетное положение в обществе. Ш. Б. Ногмов писал: «Звание князя почиталось столь священным для адыгов, что всякий подданный считался обязанным для защиты владельца жертвовать не только имуществом, но и жизнью. Князья издревне назывались покровителями и защитниками народа, каждый из них имел более или менее зависящих от него подвластных» . В своде адатов закубанских адыгов, составленном в 1845 г. А. Кучеровым, записано: «Князь пользуется совершенною свободою и ни от кого не зависим. Жители аулов, которые находятся под покровительством его, признают… над собою власть его и он пользуется особенным и отличным уважением, не только простого народа, но всех низших дворян и духовенства; он почитается владельцем покровительствуемых им аулов и земель им принадлежащих, обязан оные оберегать и защищать…» .
Пши у адыгов ни при каких обстоятельствах не мог быть лишен своего княжеского достоинства. Строго соблюдалось равенство брака, и княжеское звание можно было получить только по праву рождения. Пши вступали в брак лишь между собой. На народных собраниях князьям отводились первые места, их мнение прежде всего принималось во внимание. Князья имели право на суд равных и, как гласят нормы обычного права, «поступки и действия князей, противные принятым правилам общежития, разбираются только князьями и первостепенными дворянами…» . В походе князя сопровождали его вассалы - дворяне, составлявшие княжескую дружину.
Политическая власть князей в значительной степени обеспечивалась их исключительными экономическими правами и привилегиями. Пши обладали крепостными крестьянами, которых нещадно эксплуатировали. Князья могли привлекать к работам по своему хозяйству и свободных крестьян - тфокотлей. Труд последних использовался при пахоте, уборке урожая, кошении сена и заготовке дров. По народным обычаям, пши имели право на лучшие участки земли под хлебопашество и сенокос. Они могли также брать у тфокотлей подвластных аулов скот, оружие и все, что понравится. Нередко князья и дворяне занимались набегами. Недаром просветитель А.-Г. Кешев в своем известном произведении «На холме» указывал, что крестьяне «питают неодолимое отвращение к сословию праздных, занятых одними лошадьми и оружием дворян» .
Воля князей являлась законом для подвластного населения. «Звание князя было столь священно в понятиях горцев, - писал с некоторым преувеличением Т. Хаджимуков, - что каждый из них нравственно обязывался защищать своего владельца, жертвуя не только своим имуществом, но и самою жизнью» . Князья взыскивали с подвластного населения различные штрафы , служившие дополнительным источником их обогащения. Пши взимали пошлины с купцов за право

торговли в своих владениях.
Наряду с князьями, в состав господствующего класса феодалов входили султаны (хануко) и дворяне (уорки). Причем последние подразделялись на ряд степеней. Дворяне первой степени именовались тлекотлешами и деженуго. Как и князья, они считались владетельными феодалами. Тлекотлеш владел собственным аулом. В его подчинении были низшие дворяне. У «аристократических» субэтнических групп тлекотлеши и деженуго считали князя своим сюзерным, ходили с ним на войну, были «великими вассалами» князя .
Второстепенные дворяне (пши-уорки и беслен-уорки) и дворяне третьей степени (уорки-шаутлугусы) также несли службу своему сюзерену. Если большинство дворян служило князю, то значительная часть уорков-шаутлугусов подчинялась тлекотлешам и деженуго. От своего сюзерена дворяне получали определенное имущество (так называемый уорк-тын). По своему положению дворянам третьей степени было близко сословие пшекеу, которые часто выступали в роли телохранителей князя. Это сословие пополнялось за счет отпущенных на волю крестьян. У шапсугов и абадзехов князья отсутствовали. В «демократических» субэтносах присутствовало три степени дворянства: тлекотлеши, уоркишхи и уоркишаутлугусы. Вместе с тем политические права шапсугских, абадзехских и натухайских дворян были сильно урезаны в результате демократического переворота конца XVIII - начала XIX веков.
Крестьянство представляли, согласно трудам просветителей, незакрепощенные непосредственные производители (тфокотли), вольноотпущенники (азаты), крепостные крестьяне (пшитли и оги). Тфокотли были юридически свободными лицами. Однако у «аристократических» субэтнических групп личная свобода тфокотлей сочеталась с их экономическим и политическим подчинением феодалам. По адатам, в течение трех дней в году, а иногда и более, владетельный феодал мог привлечь тфокотля к работе в своем хозяйстве. «Простой свободный народ», как именуется эта категория крестьян в источниках, нес и другие повинности: в случае раздела имущества феодалу отдавалось столько волов, сколько вновь образовалось тфокотльских семейств; при выдаче дочери замуж тфокотль платил владельцу пару волов, а по окончании сбора урожая - 8 мер проса . Из сказанного следует, что при использовании труда тфокотля имели место отработочная и продуктовая ренты. Ограничивалось право перехода от одного владельца к другому. У «демократических» субэтнических групп, как писал С. Хан-Гирей, большинство тфокотлей представляло собой самостоятельных домохозяев, независимых от знати . Другой просветитель, С. Сиюхов, также отмечал, что сословие тфокотлей «являлось ядром черкесского народа и самым производительным его элементом. На нем держалось хозяйство и все благосостояние края, как на главной трудовой массе народа. Положение третьего сословия не у всех племен было одинаковое. Свободный народ пользовался по своему усмотрению, землею, лесом и другими произведениями в местах своего жительства, а также свободой наравне с сословиями дворян и духовенством. Так было у племен, не имевших князей» .
К тфокотлям были близки по своему правовому положению вольноотпущенники - азаты. Они освобождались по воле владельца, по выкупу или по доказательству, что их незаконно закрепостили. Часто азаты шли в ряды служителей мусульманского культа .
Наиболее эксплуатируемой категорией крепостного крестьянства являлись в

Черкесии пшитли. Будучи лично зависимыми, они выполняли в пользу феодала работы в поле и господском доме. Хозяева по своему усмотрению распоряжались временем и трудом пшитля. Крепостные крестьяне получали меньшую часть собранного ими урожая. Вместе с тем пшитль обладал определенными, хотя и ограниченными, имущественными и личными правами. Он мог иметь семью, вел свое хозяйство, обладал имуществом. За разные проступки пшитль мог быть продан господином. Итак, эксплуатация пшитлей осуществлялась в форме отработочной и продуктовой ренты. В статье просветителя С. Адыль-Гирея «Об отношениях крестьян к владельцам у черкесов» дается перечень повинностей крестьян по отношению к феодалам . Другим разрядом крепостных крестьян были оги. Они обладали более полными личными и имущественными правами, чем пшитли. «Все имущество ога, - пишет Н. Ф. Дубровин, - составляло его неотъемлемую собственность; даже и в том случае, когда, за нерадение или преступление, обращался в пшитля, он не лишался права на имущество, и владелец не имел права вмешиваться или распоряжаться его собственностью» . В отличие от пшитлей, оги жили отдельными дворами вне господской усадьбы, имея свое собственное хозяйство. В основе эксплуатации огов лежала продуктовая рента, была у них также отработочная повинность. В конце XVIII - первой половине XIX вв. у западных адыгов сохранялось рабство в качестве черты уклада черкесского феодального общества. Оно, по-существу, носило домашний характер.
Домашними рабами являлись унауты, наиболее низшая категория населения у адыгов. В источниках они называются обычно безобрядными или безадатными, ибо на них не распространялись нормы адата. Унауты не имели ни личных, ни имущественных прав, закон не защищал их. Все свободные жители могли владеть рабами. Несмотря на то, что труд унаутов не являлся основой производства, он играл значительную роль в хозяйстве адыгских феодалов. Рабы занимались главным образом домашними работами. Вместе с тем их использовали и для участия в полевых работах и уходе за скотом.
Кроме общей характеристики социальной структуры у народов СевероЗападного Кавказа, адыгские просветители проанализировали особенности социальных отношений у отдельных субэтнических групп. Так, Т. Хаджимуков охарактеризовал социальную структуру бжедугского общества, а С. Хан-Гирей привел яркую картину социального развития у шапсугов и бжедугов . Итак, согласно трудам адыгских просветителей, у народов Северо-Западного Кавказа в конце XVIII - первой половине XIX вв. были довольно развиты земледелие и скотоводство. Слабо распространена была внутренняя торговля, зато внешняя приобрела большой размах. Общественный строй характеризовался господством феодальных отношений.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Хан-Гирей С. Записки о Черкессии. Нальчик, 1978. С. 219.
2. Хашхожева Р. Х. К вопросу об этнической принадлежности Адиль-Гирея Кешева // Хашхожева Р. Х. Избранные статьи. Нальчик, 2004. С. 76.
3. Лавров Л. И. Этнографический очерк убыхов // Ученые записки Адыгейского научноисследовательского института языка, литературы и истории. Майкоп, 1968. Т. 8. С. 6, 24.
4. Хан-Гирей С. Указ. соч. С. 47 - 48.
5. Бламберг И. Ф. Историческое, топографическое, статистическое, этнографическое и военное описание Кавказа // Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII - XIX вв. Нальчик, 1974. С. 355; Lapinski Th. Die Bergvцlker des Kaukasus und ihr Freiheitskampt gegen die Russen. Hamburg, 1863. Bd. 1. S. 37; Фелицын Е. Д. Черкесы - адыге и

западно-кавказские горцы. Екатеринодар, 1884. С. 1.
6. ГАКК (Гос. арх. Краснодарского края). Ф. 260. Оп. 1 Д. 37. Л. 30; Wagner M. Der Kaukasus und das Land der Kosaken in den jahren 1843 bis 1846. Dresden - Leipzig, 1848. Bd. 1. S. 3 - 4.
7. Хан-Гирей С. Указ. соч. С. 149 - 150; Адыль-Гирей. Черкесы // Избранные произведения адыгских просветителей. Нальчик, 1980. С. 63.
8. Адыль-Гирей С. Указ. соч. С. 49.
9. Хан-Гирей С. Указ. соч. С. 85 - 86.
10. Адыль-Гирей С. Указ. соч. С. 66.
11. Новицкий Г. В. Топографическое описание северной покатости Кавказского хребта от крепости Анапы до истока реки Кубани: записка штабс-капитана Новицкого, составлена 15 сентября 1830 г.; Фелицын Е. Д. Указ. соч. С. 13; Торнау Ф. Ф. Воспоминания кавказского офицера. М., 1864. Ч. 1: 1835 год. С. 116.
12. Koch K. Reise durch Russland nach dem kaukasischen Jsthmus in der jaren 1836, 1837 und 1838. Stuttgart - Tьbingen, 1842. Bd. 1. S. 336; Лапинский Т. Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских / пер. В. К. Гарданова. Нальчик, 1995. С. 17.
13. РГВИА (Рос. гос. военно-исторический архив). Ф. ВУА. Д. 19 256. Л. 6-об; Записка наказного атамана войска Черноморского, ген.-м. Филипсона, о земле натухайцев, от 4 октября 1856 г. // Акты, собранные Кавказской Археографической комиссией / под ред. А. П. Берже: в 12 т. Тифлис, 1866 - 1904 гг. Т. 12. С. 700.
14. Аутлев М., Зевакин Е., Хоретлев А. Адыги: ист.-этногр. очерк. Майкоп, 1957. С. 15.
15. Очерки истории Адыгеи. Майкоп, 1957. Т. 1. С. 154.
16. Гарданов В. К. Общественный строй адыгских народов. М., 1967. С. 43.
17. Кумыков Т. Х. Общественный строй адыгских народов в XVIII - первой половине XIX вв. // Ученые зап. Кабард.-Балк. гос. ун-та. Сер.: Историко-филологическая. - Нальчик, 1971. - Вып. 43 - С. 31 - 32.
18. Lьxenburg N. England und die Ursprьnge der Tscherkessenkreige // Jahrbьcher fьr Geschichte Osteuropas. - 1965. - Bd. 13. - S. 184.
19. Покровский М. В. Адыгейские племена в конце XVIII - первой половине XIX вв. // Кавк. этногр. сб. - М., 1958. - Вып. 2. - С. 23.
20. Хан-Гирей С. Указ. соч. С. 59.
21. Ногмов Ш. Б. История адыхейского народа, составленная по преданиям кабардинцев. Нальчик, 1994. С. 71. 22. Хан-Гирей С. Указ. соч. С. 256 - 257.
23. Серебряков И. Сельскохозяйственные условия Северо-Западного Кавказа // Зап. Кавк. о-ва сельс. хоз-ва. - Тифлис, 1867. - № 1 - 2. - С.12.
24. Хан-Гирей С. Указ. соч. С. 257.
25. Там же. С. 258.
26. Там же. С. 61.
27. Там же. С. 258.
28.Там же. С. 259.
29. Филипсон Г. И. Воспоминания. М., 1885. С. 103.
30. Хан-Гирей С. Указ. соч. С. 263.
31. Там же. С. 263.
32. Шарданов Б. Б. Забытый народ // Деятели адыгской культуры дооктябрьского периода: избр. произведения. Нальчик, 1991. С. 69.
33. Хан-Гирей С. Указ. соч. С. 264.
34. Сиюхов С. Черкесы - Адыге. (Историко-бытовой набросок) // Деятели адыгской культуры дооктябрьского периода. С. 261.
35. Хан-Гирей. Указ. соч. С. 266.
36. Lapinski Th. Die Bergkцlker des Kaukasus und ihr Freiheitskampf gegen die Russen. Hamburg, 1863. B. 1. S. 52.
37. Хан-Гирей. Указ. соч. С. 268.
38. ГАКК. Ф. 260. Оп. 1. Д. 10. Л. 1.
39. Пушкарев С. Обзор торговли Новороссийска // Кавказ. - 1849. - № 9.
40. Торнау Ф. Ф. Воспоминания кавказского офицера 1835, 36, 37 и 38 года. М., 1864. Ч. 2. С. 49.
41. Каменев Н. Бассейн Псекупса // Кубан. войсковые ведомости. - 1867. - № 28.
42. Там же.

43. Фонвилль А. Последний год войны Черкесии за независимость: 1863 - 1864 гг.: из записок участника -иностранца. Краснодар, 1927. С. 27 - 28.
44. Броневский С. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. М., 1823. Ч. 1. С. 315.
45. Записка А. П. Бутенева главному командиру Черноморского флота и портов М. П. Лазареву от 9 июля 1837 г. // Арх. князя Воронцова. М., 1893. Кн. 39. С. 287.
46. Л. Я. О торговле с горскими племенами Кавказа на северо-восточном берегу Черного моря // Закавк. вестн. - 1848. - № 14; Wagner M. Op. Cit. Bd. 1. S. 28; АВПРИ (Арх. внешней политики Рос. империи). Ф. СПб. «Главный архив II-4», 1838 г. Д. 6. Л. 36.
47. Пейсонель М. Исследование торговли на черкесско-абхазском берегу Черного моря в 1750 - 1762 гг. Краснодар, 1927. С. 13.
48. Хан-Гирей. Указ. соч. С. 268.
49. Нагоев М. Б. Вопрос о социальной структуре феодализма в трудах адыгских общественных деятелей первой половины XIX в. // Развитие феодальных отношений у народов Северного Кавказа. Махачкала, 1988. С. 96.
50. Кешев А.-Г. Характер адыгских песен // Избранные произведения адыгских просветителей. Нальчик, 1980. С. 127.
51. Адыль-Гирей. Указ. соч. С. 54.
52. Сиюхов С. Избранное. Нальчик, 1997. С. 320.
53. Хан-Гирей. Указ. соч. С. 85 - 86.
54. Люлье Л. Я. Черкесия: ист.-этногр. ст. Краснодар, 1927. С. 23.
55. Сиюхов С. Указ. соч. С. 320.
56. Ногмов Ш. Б. История адыхейского народа… С. 74.
57. Леонтович Ф. И. Адаты кавказских горцев // Материалы по обычному праву Сев. и Вост. Кавказа. - Одесса, 1882. - Вып. 1. - С. 120.
58. Там. же. С. 126.
59. Кешев А.-Г. На холме // Шаги к рассвету. Адыгские писатели - просветители XIX века: избр. произведения. Краснодар, 1986. С. 224.
60. Народы Западного Кавказа: по неизданным запискам природного бжедуга князя Хаджимукова // Деятели адыгской культуры дооктябрьского периода: избр. произведения. Нальчик, 1991. С. 45 - 46.
61. Хан-Гирей С. Князь Пшьской Аходягоко // Шаги к рассвету. С. 175.
62. Хан-Гирей С. Указ. соч. С. 119.
63. Избранные произведения Хан-Гирея. Нальчик, 1974. С. 305.
64. Хан Гирей. Записки о Черкесии. - С. 123.
65. Сиюхов С. Черкесы - Адыге. С. 239.
66. Хан-Гирей С. Записки о Черкесии. С. 125.
67. Адыль-Гирей С. Об отношениях крестьян к владельцам у черкесов: выписка из заметок // Избранные произведения адыгских просветителей. Нальчик, 1980. С. 34 - 37.
68. Дубровин Н. Черкесы (Адыге). Краснодар, 1927. С. 130.
69. Народы Западного Кавказа.С. 45 - 47; Хан-Гирей С. Беслыний Аббат //Хан-Гирей С. Черкесские предания. Нальчик, 1989. С. 199 - 200; Хан-Гирей С. Князь Пшьской Аходягоко // Там же. С. 258 - 261.

(Материал взят с сайта: http://www.npgi.ru)

ТЕМА 3. Прикубанье в 16 - 18 веках.

ЛЕКЦИЯ 3.

1. Социально-классовый состав адыгейского общества, виды хозяйственной деятельно­сти и промыслы. Торговля. Особенности феодальных отношений (поземельных) у ады­гов.

2. Но­гайцы в северном Прикубанье. Особенности их экономического и политического устройства.

ЛЕКЦИЯ 4.

3. Борьба западных адыгов против турецко - крымской агрессии. Обращение за покрови­тельством к России. Распространение ислама у западных адыгов и кабардинцев.

4. Первые рус­ские на Кубани в новое время – некрасовцы.

ЛЕКЦИЯ 3.

1. Социально-классовый состав адыгейского общества, виды хозяйственной деятельно­сти и промыслы. Торговля. Особенности феодальных отношений (поземельных) у ады­гов. Но­гайцы в северном Прикубанье. Особенности их экономического и политического устройства.

Наиболее многочисленными народностями северо-западного Кавказа в 16-17 веках были адыги или черкесы. Среди адыгских племен известны жанеевцы, которые прожи­вали в нижнем течении р.Кубани. Вблизи Анапы, у подножия бешкуйских гор жили ше­гаки. Из других прибрежных адыгских групп известны Адаме. К крупной этнической группе западных адыгов относились хатукаевцы, которые проживали по реке Абин, Иль и Абурган. В горных местностях Северо-западного Кавказа находились земли многочислен­ных натухайцев, шапсугов, абадзехов, которые считались «вольными черкесами» , а в бу­дущем «демократическими племенами»,т.к. в отличие от предшествующих управлялись не князьями, а выборными старшинами.

К 16 веку относится обоснование на Северном Кавказе армянских посœелœенцев, получив­ших на Кубани название «черкесо-гаев». Главным их занятием являлась торговля.

К серединœе 16 века у адыгов, обитавших в предгорьях левобережной Кубани, завершался процесс разложения патриархально-родовых отношений. Внутри этнических групп выде­лялись старшины и знать, усиливалось имущественное и социальное неравенство. А ко второй половинœе 18 века у западных адыгов и ногайцев оформилась свойственная фео­дальному обществу сословно-классовая структура.

На верху формирующейся феодальной социальной иерархической лестницы у адыгов находились пши - князья, являвшиеся владельцами земли и живущего на ней населœения. Пши как член сельской общины, распоряжался не только сваей родовой землей, но и формально общинной, раздавая ее своим вассалам: более мелким категориям дворян и крестьянам. Среди них есть знатные, вассалы, сервы (зависимые крестьяне) и неволь­ники. Знатные пользовались среди прочих большим почетом и большую часть времени проводили на коне. К числу не «дворянских» дел они относили торговлю и простой про­изводительный труд. Считалось, что привилегированная часть адыгского общества должна была править народом, оберегать его и упражняться в охоте и военном делœе. С другой стороны, народные обычаи обязывали феодализирующуюся знать быть щедрыми и дарить подарки своим подданным. На практике такая щедрость доходила до излишества стоило только подданным попросить у них что либо они тотчас же снимали с себя и предлагали в дар, принимая взамен панцирь или рубашку просителя. По этой причине часто знатные были одеты хуже своих подданных. Правда, принадлежности своего воинского снаряжения (оружия и коней), а также сапог они никогда не дарили. В них состоял их престиж. По этой причине княжеско-дворянская верхушка адыгов часто готова была отдать всœе свое имущество за хорошего коня, драгоценнее, которого у нее ничего не было.

Свои дома всœе жители Закубанья строили из самых простых материалов: дерева и со­ломы, и большим стыдом было бы знатному человеку построить дом или замок с креп­кими стенами так как это показывает человека малодушного и трусливого, неспособного уберечь себя и защититься. Этим обычаем объясняется отсутствие у адыгов прочно по­строенных жилищ, И тем более крепостей.

Ближайшими вассалами адыгских князей – пши были тлекотлеши , что означает «сильный род» или «рожденный от могущественного». Получив землю и власть, они рас­пределяли участки земли между уорками – дворянами, стоявшими несколько ниже по ие­рархической лестнице, и общинниками - тфокотлями , получая с них отработочную и натуральную ренту. В качестве вассалов князя они оказывали ему также военные услуги, так как обязаны были по первому требованию сюзерена «садится на конь» и следовать за ним.

В условиях феодальных усобиц, разложения общины под влиянием процесса феодализа­ции сохранить личную свободу становилось всœе труднее. Часть тфокотлей (свободных общинников) попала в зависимость феодалам и старшинам.Феодальная знать для закаба­ления непосредственных производителœей широко использовала форму «покровитель­ства». Из-за долгов феодалам тфокотли попадали к ним в кабалу. Οʜᴎ несли отработоч­ные и натуральные повинности в пользу князей и дворян. Часть тфокотлей оказалась под­чинœенной феодалам на «тягостных» условиях, что приближало этих «вольных земледель­цев» к крепостному крестьянству.

Другой категорией крестьян были крепостные-пшитли. Οʜᴎ находились в поземельной и личной зависимости от феодальных владельцев. Их отработачные натуральные ренты, определяемые обычаями, были довольно значительными. Пшитлей передавали по на­следству и могли продать, но целыми семьями. При этом горские крепостные имели опре­делœенные имущественные,ограниченные личные и семейные права, вели свое хозяйство. Самой низшей категорией зависимого населœения были рабы-унауты. Οʜᴎ не имели ни личных, ни имущественных, ни семейных прав. Их труд принадлежал владельцам. При этом рабство не играло в адыгейском обществе существенной роли и носило патриархальный характер. Труд рабов применялся в основном в домашнем хозяйстве.

После смерти знатный возвышался над простым смертным это выражалось в том, что ему делали земляную насыпь (курган) и чем важнее был умерший, чем более у него имелось подданных и друзей, тем выше и больше насыпался данный холм.

Основной чертой феодальных отношений у адыгов была феодальная собственность на землю. При этом она выступала в специфической форме: была не личной, а фамильной. Земля являлась нераздельной собственностью феодальных родственных групп она не оформлялась в виде письменных юридических документов, а закреплялась адатами. Феодальной семье принадлежали крестьяне, селившиеся на ее земле и несшие феодальные повинности за ее пользование.

Община обусловливала своеобразие форм поземельных отношений. В основе ее лежала частная собственность на усадьбы и приусадебные участки. Сохранялась и общинная собственность на пастбища, сенокосы, леса. Феодалы оставались членами общины и уча­ствовали в перераспределœении общинных земель и угодий. Занимая в общинœе «место старшего в роду» и опираясь на адаты они получали самые лучшие и самые большие на­делы земли.

К особенностям горского феодализма относится и наличие таких патриархально родовых пережитков, как куначество (побратимство), аталычество, взаимопомощь, кровная месть. Аталычество – обычай, по которому ребенка после рождения передавали на вос­питание в другую семью. В свою семью он возвращался уже взрослым. Этот обычай свя­зывал семьи, и дети вырастали неизбалованными.

По горским обычаям, в случае внешней опасности всœе мужское населœение должно было вставать на защиту своего отечества тех же, кто уклонялся от этой священной обязанно­сти, облагали штрафом или даже изгоняли из пределов владения. У черкесов каждый воин обязан был иметь по одной чистокровной лошади, щит, лук со стрелами, меч, копья. Безусловно, вооружение и снаряжение воинов зависело от их достатка.

Феодализирующаяся адыгейская верхушка, главным занятием, которой являлось наезд­ничество, давало своим детям специальное с военным уклоном воспитание. В то время, как князья воевали, нападали на сосœедей с целью приобретения рабов и богатств, основ­ная масса адыгского населœения – крестьяне – работала, развивая и совершенствуя земле­делие, скотоводство и домашние промыслы Адыги выращивали просо, ячмень, куку­рузу, пшеницу.

Для защиты посœевов от ветров и сохранения влаги по краям полей сажали деревья. Поля тщательно очищались от сорняков. Основным орудием обработки земли была мотыга. Для вспашки земли постепенно стали использовать плуги, в которые впрягались волы. Значительное место в хозяйственных занятиях у адыгов занимало огородничество и садо­водство они выращивали лук, перец, чеснок, огурцы, тыкву и др. Фрукты составляли зна­чительную часть рациона местного населœения и экспортировались на внешний рынок. Земли адыгов были засажены вишнями и другими фруктовыми деревьями. Кроме диких сортов плодовых деревьев, разводили культурные сорта͵ требовавшие определœенной тех­ники и навыков возделывания. Закубанцы широко пользовались переложной системой земледелия. Один и тот же участок зосœевали дважды, меняя место каждый год. Но через определœенное время они возвращались на тот же участок. Территория Левобережной Ку­бани, населœенная западными адыгами, представляла собой плодородные равнины и пред­горья, удбные для сельского хозяйства. Этому способствовали и климатические условия.

Еще большую роль в предгорьях Кубани, где были прекрасные пастбища, играло ското­водство. У адыгов существовал своеобразный культ домашних животных, в честь кото­рых даже устраивались праздники.

Широко развиты были пчеловодство, охота и рыболовство. Все крайне важное для семьи производилось с помощью домашних промыслов. Женщины ткали сукно, шили одежду и обувь, а мужчины плотничали, красили шкуры. Большого совершенства адыги достигли в таких отраслях, как оружейное и ювелирное горцы богато украшали оружие и конскую сбрую, используя для их отделки серебро и золото.

Внутренняя торговля была развита слабо в силу натурального хозяйства она носила ха­рактер простого товарообмена. У адыгов не было купеческого сословия и отсутствовала денежная система. Излишки сельскохозяйственной и ремесленной продукции шли на внешний рынок. Одним из доходных товаров во внешней торговле были рабы. Адыгей­ские феодалы продавали турецким купцам пленников, захваченных во время феодаль­ных усобиц и набегов. Черкесские рабы ценились дорого за силу, ум, красоту. Работор­говля подрывала экономику, так как продавались в рабство молодые и работоспособные адыги. Хозяйство являлось натуральным, внутренняя торговля была развита слабо. В тоже время усиливался товарообмен адыгов с Россией, Крымом, Турцией из России адыги получали соль, ткани, металлические изделия. Из Крыма- пряности, предметы роскоши. Из Турции поступали заморские вина, табак, восточные западные товары. Ос­новными предметами вывоза в Россию были кожи, шкуры, мед, лес, сало.

В Турцию и Крым вывозились главным образом рабы. Крупнейшими пунктами товаро­обмена были Тамань и Анапа. В тоже время усиление захватнических тенденций в ука­занных странах нередко осложняло торговые отношения. Практически не сложились они у адыгов и с ближайшими сосœедями- ногайцами. Господство близкого по типу натураль­ного скотоводческого хозяйства у тех и других не способствовало широкому товарооб­мену между Прикубаньем и Закубаньем.

2. Но­гайцы в северном Прикубанье. Особенности их экономического и политического устройства.

На Правобережной Кубани жили тюркско-монгольские племена ногайцев , которые вели в основном кочевой образ жизни и занимались скотоводством.

Их мурзы (мирзы) – крупные феодалы, главы отдельных орд и родов - владели несколь­кими тысячами голов скота. В целом же феодальная верхушка, по своей численности не­большая (четыре процента населœения), владела примерно двумя третями всœего кочев­нического стада. Неравномерное распределœение основного богатства - скота - лежало в основе сословно-классовой структуры общества.

Номинально во главе всœей Ногайской орды находился хан вместе с наследником нура­дином и военачальником. Фактически же орда к этому времени уже распалась на более мелкие образования, слабосвязанные как между собой, так и с верховным правителœем. Во главе этих улусов находились мурзы , добившиеся наследственного перехода своих вла­детельных прав. Хана они признавали не абсолютным правителœем, а только в качестве «старшего брата». В своем подчинœении мурзы имели узденей и беев, крепостных крестьян и рабов.

Улусная феодальная верхушка была подсудна только суду феодальной аристократии, ос­вобождалась от уплаты податей и, конечно, от телœесных наказаний. Степная аристокра­тия (султаны, мурзы и др.) ведала всœеми делами ногайцев, начиная от определœения мест для кочевий и заканчивая разрешением внутрисемейных споров. Орды делились на поко­ления, поколения на аулы, аулы - на казаны (семьи).

Значительную прослойку ногайской знати составляло мусульманское духовенство- ахуны, кади и др. Οʜᴎ разбирали судебные дела, осуществляли необходимые религиозные обряды на свадьбах, похоронах и т.д., получая за это соответствующее вознаграждение.

К низшим слоям ногайского общества относились свободные крестьяне-скотоводы, вос­полнявшие недостатки собственного хозяйства отхожими промыслами в донских посœелœе­ниях.

Следующей группой были чагары - крепостные крестьяне, находившиеся как в эконо­мической, так и в личной зависимости от верхушки ногайских феодалов.

На самой низшей ступени ногайского общества располагались рабы, в которых превра­щали военнопленных, а также приобретали с помощью покупки или обмена на скот. Их называли ясырями. Рабы являлись полной собственностью феодалов и не имели ни каких прав однако ясыри были немногочисленным сословием, и труд их не играл заметной роли в скотоводстве.

Ногайцы исповедовали мусульманскую религию. Их духовенство относилось к привиле­гированным слоям общества, имело значительные стада скота и крепостных крестьян по­лучало немалые средства от выполнения различных религиозных треб. К примеру, за со­вершение свадебных и похоронных обрядов ногайцы жертвовали в пользу священников четвертую часть от предназначенных на эти «мероприятия» средств. В случае раздела имущества одна сороковая часть его шла в пользу кадиев, священников, осуществляв­ших судопроизводство на основе шариата.

Основой эксплуатации зависимого населœения являлась рента продуктами. Каждый мурза имел право получать с одной кибитки годовой оброк в размере двух быков, десяти бара­нов, десяти кругов сушеного молока и по двенадцати килограммов муки и масла. Со­хранялась также и полупатриархальная отработочная рента в виде обязанности простых скотоводов содержать скот феодалов.

Особенностью кочевого феодализма у ногайцев было сохранение общины. При этом в ру­ках феодалов уже сосредоточилось право регулировать перекочевки и распоряжаться па­стбищами и колодцами.

Невысокий уровень общественно-экономических отношений задерживал развитие единой общественно-политической организации. Единого государства ни у Закубанских адыгов ни у ногайцев не сложилось. Натуральность хозяйства, отсутствие городов и достаточно развитых экономических связей, сохранение патриархальных пережитков – всœе это было основными причинами феодальной раздробленности на территории Северо-Западного Кавказа.

ЛЕКЦИЯ 4.

3. Борьба западных адыгов против турецко - крымской агрессии. Обращение за покрови­тельством к России. Распространение ислама у западных адыгов и кабардинцев.

В конце 15-начале 16 веков политическая ситуация на Северо-Западном Кавказе су­щественным образом изменилась: после захвата в 1453 году столицы Византийской импе­рии Константинополя и завоевания в 1475 году генуэзских колоний южного Крыма Ос­манская империя, присоединив к себе Крымское ханство вплотную придвинулась к зем­лям адыгов. Первые удары по горцам турки нанесли в 1475 и 1479 гᴦ. В 1501 году состо­ялся совместный поход крымцев и османов, против горцев Северо-Западного Кавказа.

В 1516 - 1519 гᴦ. наблюдается новый всплеск внешнеполитической активности Османской империи в Прикубанье, вследствие чего в устье реки Кубани была сооружена турецкая крепость Темрюк. В военных действиях и строительных работах участвовало восœемь ты­сяч татар.

Судя по отрывочным источникам боевые действия на Северо-Западном Кавказе носили ожесточенный характер. Несмотря на отчаянное сопротивление адыгов, их князья вы­нуждены были признать свою зависимость от крымских ханов. Эта зависимость выража­лась в крайне важности посылать татарским ханам подарки, рабов и участвовать в набегах на русские земли. Так было к примеру, в 1521 году когда крымские ханы дошли до самой Москвы и осадили ее. При этом адыги неоднократно выступали против крымского диктата. В серединœе 16 века крымский хан вынужден был не раз посылать свои войска для подав­ления адыгских мятежей. В это время великий московский государь Иван Грозный прочно обосновался на берегах Волги, завоевав Казанское ханство. Против крымских татар на южных границах Руси Иван Грозный укреплял засечную линию в виде много­численных оборонительных сооружений, начатую еще его отцом Василием III . Новая граница сдерживала крымских ханов, которые привыкли обогащаться за счет грабитель­ских набегов.

Влияние Крымского ханства и Турции всœе же сказывалось в усилении и распространении ислама среди народов Северного Кавказа – западных адыгов и кабардинцев. В период средневековья ведущей религией Северо-Западного Кавказа, включая адыгов, было христианство, ĸᴏᴛᴏᴩᴏᴇ пользовалось правами официально признанного культа͵ существующего, однако, наряду с многочисленными народными верованиями. Христианские священники шогены (ше уджен) упоминаются во многих адыгейских сказаниях. В результате падения Византии, итальянских колоний на Черном море и Грузинского царства Богратидов, вследствие экспансивной политики турецких феодалов и вассала Турции - Крымского ханства, а также ввиду отсутствия у адыгов письменности, следовательно, невозможности перевода богослужебных книг, христианство у адыгов пришло в полный упадок и исчезло, сохранившись лишь в качестве многочисленных пережитков в народных верованиях. Общеизвестно, что ислам суннитского толка начал проникать в Адыгею только с 14 века. Хотя на Северном Кавказе, в частности, в Карачаево-Черкессии, есть следы довольно раннего проникновения сюда ислама (арабские надписи на могильных плитах из Нижнего Архыза 11-12 века, остатки мусульманского мавзолея 13 века у ст. Усть-Джегутинской), но эти памятники единичны.Даже в 16 веке христианство продолжало быть у Адыгов ведущей религией. В основном ислам начал утверждаться здесь в 18 веке. Но уже с 16 века представители высшего духовенства присылались и утверждались турецким султаном. С помощью ислама Турция пыталась закрепить свое господствующее положение на Северном Кавказе. Духовенство приспособило ислам к эксплуататорской идеологии, за что феодалы постоянно демонстрировали к нему величайшее уважение и помогали ему в духовном порабощении народных масс.

Возросший авторитет Русского государства направил взоры адыгов к московским прави­телям. В 1552 году к Ивану Грозному было направлено адыгское посольство, ĸᴏᴛᴏᴩᴏᴇ обратилось к нему с просьбой, чтобы он взял адыгов под свое покровительствои защитил их от крымского хана. Для выяснения обстановки на Кубань был командирован Русский боярин Андрей Щепотьев. В 1555 году он вернулся в Москву в сопровождении представи­тельной делœегации отряда адыгских народов. От имени «всœей земли черкесской» они просили русского государя принять адыгов в свое подданство. Иван IV щедро наградил черкесских посланников и обещал им военную помощь против Крыма. В 1555-1556 годах Иван Грозный три раза посылал свои войска против крымцев, чтобы предотвратить их по­ходы на Кубань. В период борьбы Ивана IV с Астраханским ханством – союзником Крыма, адыги помогли русскому царю и успешно атаковали турецкие крепости Темрюк и Тамань. Несмотря на военную помощь крымского хана и Турции, в 1556 году Астрахань без боя сдалась русским стрельцам и казакам.

Под впечатлением успехов Московии западные адыги и кабардинцы направили в 1557 году в русскую столицу новое посольство с просьбой о подданстве.

Русское правительство удовлетворило просьбу, обещая при этом сохранить самостоятель­ность местных князей по всœем вопроса внутренней политики. Некоторые черкесские кня­зья даже приняли православную веру. Это вовсœе не означало, что адыгские князья и старшины ориентировались на Москву. Взаимные распри и агрессивные сосœеди, наподобие Крымского ханства, вынуждали некоторых из них заручиться покровительством русского царя. Московские власти в свою очередь искали себе союзников в борьбе против Крыма и Османской империи.

Начатая в1558 году Ливанская война отвлекла внимание Ивана IV от Северного Кавказа,и османско-крымские притязания на данный регион возобновились.

Это вынудило определœенные круги черкесской знати вновь обратиться за помощью к рус­скому царю с просьбой прислать к адыгам русского воеводу «на государство», ᴛ.ᴇ. на правление, и был даже не против обратить свой народ в православную веру. Иван IV в 1560 году, откликаясь на просьбу о помощи и желая усилить свои политические позиции на Северном Кавказе, направил к адыгам одного из своих лучших полководцев князя Дмитрия Вишневецкого с ратью и христианскими проповедниками. Вначале 1561 года, объединившись с адыгскими воинами Вишневецкий совершил удачный поход против крымско-турецких войск в Приазовье.

Тем временем Ливонская война продолжалась. Ливонский орден был разгромлен, но у Русского государства появились не менее грозные противники: Польша Литва и Швеция. На время это заслонило проблемы, связанные с Северо-Западным Кавказом.

Почувствовав изменение политической ситуации в 1562 году феодалы северо-западных адыгов неожиданно прервали связи с Москвой.

Вполне вероятно, что они усмотрели в борьбе Ивана Грозного с остатками старой системы уделов внутри страны опасность лишиться своих удельных прав.

Одновременно они выступили и против стремления старшего кабардинского князя Темрюка Идара с помощью России объединить всœех адыгов. В создавшемся положении Оттоманская Порта͵ используя княжеские раздоры, сумела закрепиться в некоторых районах Черноморского побережья Северного Кавказа.

При этом западноадыгских феодалов на Порту и Крымское ханство не соответствовала чаяниям широких народных масс Северо-Западного Кавказа. Именно в связи с этим, несмотря на неоднократные попытки, крымскому хану так и не удалось проникнуть вглубь адыгской территории и подчинить ее населœение своей власти.

Более того, Западные адыги оказывали посильную помощь России, как бы сохраняя ей верность.

В1561 году Иван Грозный женится на дочери Темрюка Идарова Кученей (Гошаней) в Москве она была крещена и стала Русской царицей Марией.

Женитьба Ивана IV на кабардинской княжне имела большое политическое значение, она еще более укрепила и расширила связи России и укрепила положение Кабарды.

При этом с этим не хотели мириться ни султан, ни крымский хан. Им удалось организовать в Кабарде выступление против Темрюка и его сторонников. Обеспокоенный этим Темрюк обратился за помощью к Москве. Русское правительство отправило в кабарду в1562-1563 годах войска во главе воеводой Плещеевым, а в 1565-1566 годах – с воеводами Дашковым и Ржевским. При этом султан и хан продолжали набеги и в последующие годы.

Весной 1570 года крымский хан Девлет- Гирей напал на Темрюка. В бою при Ахупсе (левый приток Кубани) Темрюк, был смертельно ранен, два его сына были взяты крымцами в плен. К тому же Россия вынуждена была снести крепость на Тереке.

Все это тяжело сказалось на положении Кабарды и всœе же, сколько бы ни старались внешние и внутренние враги отторгнуть Кабарду от России, им это так и не удалось. Весной 1578 года в Москву прибыло кабардинское посольство, ĸᴏᴛᴏᴩᴏᴇ подтвердило подданство кабардинцев России.

Польско-шведская интервенция начала 17 века ухудшила международное положение России. Иранские шахи начали борьбу за овладение Дагестаном, на Северо-Западном Кавказе усилились агрессивные устремления Оттоманской Порты и ее вассала – Крымского ханства. Прикубанские адыгские народы, занимавшие обширную территорию от Тамани до бассейна Лабы, оказались под влиянием Крымского ханства и Порты. Отсюда Крымские ханы совершали походы против Кабарды и других народов Центрального Предкавказья, рассчитывая прибрать к рукам и данный район. В Кабарде в это время вели подрывную антирусскую деятельность многочисленные эмиссары султана и хана. Согласовано с ними действовала просултански настроенная группировка кабардинских феодалов. Οʜᴎ рассчитывали с помощью Порты восстановить свое господство над князьями, придерживавшимися традиционных дружественных связей с Россией.

Но, несмотря на это, в основном русско-кабардинские отношения и взаимоотношение Западных адыгов с Россией в конце 16- 17 веков развивались в сторону углублении и расширения. Значительно увеличилось число кабардинцев, выезжающих в Россию на постоянное жительство, многие из которых впоследствии стали видными военными и государственными деятелями России.

4. Первые рус­ские на Кубани в новое время – некрасовцы.

В серединœе 17 века в России возникло религиозно-общественное движение, вошедшее в историю под названием «раскола» или «старообрядчества». Поводом для его проявления послужила церковно-обрядовая реформа, которую в 1653 году начал проводить патриарх Никон с целью укрепления церковной организации. Опираясь на поддержку царя Алексея Михайловича, Никон стал осуществлять унификацию московской богословской системы на основе греческих образцов: исправил русские богослужебные книги по современным ему греческим и изменил некоторые обряды (двоеперстие было заменено троеперстием, во время церковных служб «аллилуя» стали произносить не дважды, а трижды и т.д.

Хотя реформа затрагивала лишь внешнюю, обрядовую сторону религии в ней явно проявилось стремление Никона к централизации церкви и усилению власти патриарха. Недовольство вызывали и насильственные меры, с помощью которых реформатор вводил в жизнь новые книги и обряды.

На защиту «старой веры» выступили различные слои российского общества. Народные массы, становясь на защиту «старой веры» выражали этим свой протест против феодального гнета͵ прикрываемого и освящаемого церковью. Одной из форм протеста крестьян являлось их бегство на южные окраины государства, в частности на Дон, или даже за пределы страны на Кубань.

В 1688 году царь Петр I приказал донскому войсковому атаману Денисову разорить пристанище раскольников на Дону, а их самих - казнить. При этом раскольники узнав о намерениях государя, решили искать спасения за пределами страны: в степях Кубани и Кумы. Во главе кубанских раскольников стояли Петр Мурзенко и Лев Манацкий.

В 1692 году с территории донского казачества на Кубань вышла еще одна партия раскольников, принявшая покровительство крымского хана. Она была посœелœена между реками Кубанью и Лабой. Переселœенцы получили название «кубанских казаков» по названию главной реки новых мест их проживания. С разрешения хана, они построили для себя на возвышенном берегу реки Лабы каменный городок, впоследствии (после переселœения на Кубань некрасовцев) получивший название Некрасовского городка.

В сентябре 1708 года один из выдающихся предводителœей Булавинского восстания атаман станицы Есауловской Донского казачьего войска Игнат Некрасов, опасаясь расправы правительственных войск над восставшими, ушел с семьями на Кубань (по различным данным в числе от трех до восьми тысяч человек). Здесь, соединившись с Кубанским казачьим войском, беглецы организовали своеобразную республику, которая на протяжении семидесяти лет непрерывно пополнялась казаками из других мест и крестьянами, бежавшими от крепостного гнета. На новое место жительства «игнат – казаки» (как называли их турки) прибыли не униженными просителями, а войском при знамени и с семью пушками. Крымский хан Каплан – Гирей, рассчитывая использовать в будущем некрасовцев в качестве боевой, хорошо обученной вооруженной силы, разрешил им посœелиться в низовьях Кубани, между Копылом и Темрюком, освободив от податей и предоставив внутреннюю автономию. Объединившись с кубанскими казаками Савелия Пахомова, новые обитатели Прикубанья возвели на холмах, в тридцати верстах от моря, городки Голубинский, Блудиловский и Чирянский. Подступы к ним прикрывали плавни и болота. Кроме естественной защиты, некрасовцы укрепляли свои городки земляными валами и пушками.

На новом месте некрасовцы строили лодки и небольшие суда, производя традиционный для их образа жизни лов рыбы. Вместе с тем, одним из любимейших их занятием являлась охота и коневодство. При военных действиях Крыма с русскими, кабардинцами и другими народами некрасовцы обязаны были поставлять не менее пятисот всадников.

Жизнь некрасовцев на Кубани отражена в источниках в основном своими внешними военными проявлениями. Их отношения с российским правительством представляли собой чередование дерзких казачьих рейдов и ответных карательных экспедиций. В некоторых походах участвовало до трех тысяч некрасовцев. Правительство Петра I принимало меры: указом военной коллегии вводится смертная казнь за не донесение на агентов Некрасова. В ноябре 1722 года на Дон посылаются специальные грамоты о засылке собственных шпионов на Кубань под видом купцов и « О предосторожностях против прихода запорожцев и некрасовцев».

В 1728 году калмыки ведут на Кубани жестокие бои с некрасовцами. Последующие стычки тянулись еще лет десять. С конца 1730-х годов активность некрасовцев уменьшается. Приблизительно в 1737 году Игната Некрасова не стало. Около 1740 года происходит первое разделœение: 1600 семей отправляются морем в Добруджу, где на дунайских лиманах основали первоначально два городка: Сарыкей и Дунавцы. Другая часть некрасовцев переселилась в Малую Азию, около озера Маньяс.

На чужбинœе некрасовцы сохранили те формы управления и быта͵ которые существовали у них на Кубани. Οʜᴎ жили по так называемым «Заветам Игната», своего первого атамана. В этом документе нашло отражение положение общеказачьего обычного права, нормы которого были сгруппированы в 170 статей. Абсолютной властью в обществе некрасовцев наделялось Народное Собрание- Круᴦ. На нем ежегодно избирали атаманов, наделœенных исполнительными функциями. Круг контролировал действия атаманов, мог их досрочно сменять и призвать к ответу.

Заветы запрещали эксплуатацию чужого труда в целях личного обогащения. Занимавшиеся тем или иным промыслом были обязаны третью часть заработка отдавать в войсковую казну, которая расходовалась на церковь, содержание школы, вооружение, пособия нуждающимся (немощным, престарелым, вдовам, сиротам). «Заветы Игната» запрещали установление родственных связей с турками, на территории которых они жили после переселœения с Кубани.

В начале 19 века небольшая группа старообрядцев вернулась в Россию

После русско-турецкой войны 1828-1829 годов часть уже довольно отуреченных россиян вместе с анатолийскими греками перешли в русские пределы и посœелились в горах на восточных берегах Черного моря в Даховском ущелье, в селœении Высоком (около Адлера). Осенью 1962 года 215 семей (999 человек) некрасовцев покинули Турцию и посœелились в Ставропольском крае. Память о Родинœе и ее зов оказались очень сильными у потомков некрасовских казаков, прежде всœего потому, что и вдали от России, в чужеродной для них среде, они не растворились, сохранив свою культуру, обычаи и родной русский язык.

Τᴀᴋᴎᴍ ᴏϬᴩᴀᴈᴏᴍ, в 16-18 веках Кубань привлекала внимание России, Турции и Крымского ханства. Борьба за приоритет среди народов Северного Кавказа шла с переменным успехом. Феодальная верхушка в этих условиях должна была лавировать, опираясь на те или иные внешнеполитические силы и принимая заступничество сильнейших государств в зависимости от момента. В то же время Россия не навязывала силой своего подданства народам Прикубанья, чего нельзя было сказать о Турции и ее вассалах крымских ханах. Именно в борьбе с агрессивным Крымом адыги и вынуждены были обращаться за покровительством к России.

Используемая литература.

1. Очерки по истории Кубани с древнейших времен до 1920 ᴦ. / Под ред. Ратушняка В.Н. .- Краснодар., 1996.

2. Щербина Ф.А. История Кубанского кзачьего войска: В 2-х т. (репринтное воспроизведение). Екатеринодар, 1910-1913. Краснодар, 1992.

3. Куценко И.Я. Кубанское казачество. Краснодар, 1993.

4. Тарабанов В.А. Религия средневековых адыгов. – В сб. : Новейшие исследования по истории Кубани.-Краснодар,1992.

Литература дополнительная.

1. Бардадым В.П. Ратная доблесть кубанцев. Краснодар, 1999.

2. История Кубани в датах. Под ред. Ратушняка. Краснодар, 1996.

3. Кубанское казачье войско. 1696-1896. Под. Ред. Фелицына Е.Д. Краснодар,1996.

4. Карамзин Н.М. История государства Российского (любое издание).

5. Короленко П.П. Двухсотлетие Кубанского казачьего войска. 1696-1896 (Исторический очерк). Екатеринодар, 1896. Репринтное издание, 1991.

6. Прошлое и настоящее Кубани в курсе отечественной истории / под. Ред. Ратушняка В.Н. .Краснодар, 1994.

7. Смирнов И.В. Некрасовцы. // Вопросы истории. - 1986. - № 8.

Основные понятия: аталычество, пши, тлекотлеши, уорки, тфокотли, чагары, мурзы, беи, уздени, адаты, ясырь, мулла, эфенди, старообрядчество, атаман, ислам, войсковой круᴦ.

Государственные и общественные деятели: Иван Грозный, Андрей Щепотьев, Дмитрий Вишневецкий, Темрюк Идаров, Мария Темрюковна, Девлет-Герей, Никон, Лев Манацкий, Игнат Некрасов.

Темы рефератов, докладов, сообщений.

1. Культура и быт адыгов в 16-18 веках.

2. Возникновение и развитие феодальных отношений у народов Северного Кавказа.

3. Кубань в 16-17 веках в политике сосœедних держав.

4. Церковный раскол в России и начало освоения Кубани русскими переселœенцами. Некрасовцы.

5 . Распространение ислама у западных адыгов и кабардинцев.

Контрольные вопросы:

1. Дайте сравнительную характеристику социальных укладов ногайского и адыгского обществ.

2. Какова была этническая карта Северо- Западного Кавказа в 16-17 веках?

3. В чем заключались особенности общественного и политического устройства коренных жите6лей региона?

4. Какие военные обычаи существовали у горцев Северо-Западного Кавказа?

5. Почему признание подданства России со стороны адыгов не было прочным и часто нарушалось?

6. Как складывались взаимоотношения народов Северо-Западного Кавказа с Османской империей и Россией?

7. Назовите причины старообрядческого движения в России и появления раскольников на Кубани.

8. Почему некрасовские казаки выбрали местом своего посœелœения Кубань?

9. Можно-ли «Заветы Игната» документом, отражающим демократическое устройство некрасовцев?

10. Каковы основные этапы возвращения старообрядцев и некрасовцев на родину?

Западная часть Кавказского хребта с прилегающей к нему полосой предгорий, спускающихся к Кубанской низменности, в XVIII в. была занята адыгейскими народами. Ко времени продвижения государственной границы России к р. Кубани они прошли длительный путь исторического развития. На страницах русских летописей адыги впервые упоминаются под именем касогов при описании событий 965 г. Однако более или менее ясные сведения о них относятся лишь к концу XVIII - началу XIX в.

Отдельные адыгские народы расселялись за р. Кубанью следующим образом. Вдоль Главного Кавказского хребта и по берегу Черного моря в общем направлении с северо-запада на юго-восток располагались земли натухайцев. По своей форме они напоминали большой треугольник, основание которого упиралось в р. Кубань, а вершина выходила на Черноморское побережье, к югу от Геленджика. В этом треугольнике, кроме основного натухайского населения, от Цемесской бухты до р. Пшады жили шапсуги, называемые в официальной переписке «шапсугскими натухайцами», а в окрестностях Анапы - небольшое племя хейгаков. (К началу XIX в. они расселились по натухайским аулам.)

К востоку от натухайцев обитали шапсуги, делившиеся на больших и малых (так называемые Большой Шапсуг и Малый Шапсуг). Большой Шапсуг был расположен к северу от Главного Кавказского хребта, между реками Адагумом и Афипсом, а Малый - к югу от него и выходил к Черному морю. С востока он был ограничен р. Шахе, за которой жили убыхи, и с запада р. Джубгой, отделявшей его от натухайцев. Шапсугская территория была значительно больше натухайской, но она имела много труднодоступных и малонаселенных горных пространств.

На восток от Большого Шапсуга, в глубине Кавказских гор и на их северном склоне, находилась область самого многочисленного адыгейского народа - абадзехов. С севера ее отделяли от р. Кубани земли бжедухов, с востока ее границей была р. Белая, а с юга она упиралась в Главный Кавказский хребет, за которым лежали владения шапсугов и убыхов. Таким образом, абадзехи занимали значительную часть территории Западного Кавказа, от бассейна р. Афипс до бассейна р. Лабы. Наиболее густо ими были заселены долины рек Вундук, Курджипс, Пшачи, Пшиш, Псекупс. Здесь находились селения главных абадзехских обществ (Туба, Темдаши, Даурхабль, Дженгетхабль, Гатюкохабль, Нежукохабль и Тфишебс). В официальной переписке русских военных властей абадзехи обычно делились на нагорных, или дальних, и на равнинных, или ближних.

Между северной границей абадзехской территории и р. Кубанью располагались бжедухи, подразделявшиеся на хамышеевцев, черченеевцев (керкенеевцев) и женеевцев (жанеевцев). По народным преданиям, хамышеевцы обитали вначале на р. Белой среди абадзехов, но затем были вытеснены ими в верховья р. Псекупс, где жили их соплеменники - черченеевцы. Потом и те и другие под давлением абадзехов передвинулись еще ближе к р. Кубани: хамышеевцы поселились между реками Супе и Псекупс, а черченеевцы - между реками Псекупс и Пшиш. Большая же часть женеевцев вскоре слилась с хамышеевцами и черченеевцами, а часть перешла на Каракубанский остров, в пределы Черномории.

Непрерывная межплеменная борьба привела к тому, что к 30-м годам XIX в. численность бжедухов значительно уменьшилась. По имеющимся архивным данным, к абадзехам и шапсугам отошло 1200 только одних хамышеевских «простых дворов, плативших дань» хамышесвским князьям. «Убито князей разновременно 4, дворян 40, простых более 1000», и свыше «900 душ мужчин и женщин с их имуществами» было взято в плен.

К востоку от черченеевцев, между реками Пшиш и Белой, обитали хатукаевцы. Еще восточнее, между нижним течением рек Белой и Лабы, находилась область, занятая темиргоевцами, или «чемгуй». Несколько дальше в направлении к юго-востоку жили их соседи - егерухаевцы, махошевцы и мамхеги (мамхеговцы), которые считались родственными темиргоевцам и часто упоминались в русской официальной переписке под общим названием «чемгуй» или «кемгой». В XIX в. темиргоевцы, егерухаевцы и махошевцы объединились под властью темиргоевских князей из рода Болотоковых. Значительным адыгейским народом на Западном Кавказе были бесленеевцы. Их владения граничили на северо-западе с территорией махошевцев, на юго-востоке доходили до р. Лабы и ее притока р. Ходзь, а на востоке - до р. Уруп. Среди бесленеевцев жили также так называемые беглые кабардинцы и небольшое число ногайцев.

Таким образом, полоса земель, занятая адыгскими народами, тянулась от берега Черного моря на западе до р. Уруп на востоке. К ней примыкали область Кабарды и территория абазин.

Многочисленные источники, описания и известия дают самые разноречивые сведения о численности отдельных адыгских народов и всего коренного населения Западного Кавказа в целом. К.Ф. Сталь, например, определял общее число темиргоевцев и егерухаевцев всего в 8 тысяч человек, а Г.В. Новицкий утверждал, что одних только темиргоевцев было 80 тысяч. Численность абадзехов, по К.Ф. Сталю, достигала 40 - 50 тысяч человек, а Г.В. Новицкий насчитывал их 260 тысяч. Общее число шапсугов К.Ф. Сталь определял в 160 тысяч душ обоего пола, а Новицкий - в 300 тысяч; М.И. Венюков же считал, что их было только 90 тысяч, и т.д.

Сведения, сообщаемые адыгскими князьями и дворянами о численности подвластного им населения, были еще более разноречивы. Сопоставляя имеющиеся данные, можно лишь приблизительно установить общую численность адыгского населения Западного Кавказа. К середине XIX в. она составляла примерно 700 - 750 тысяч человек.

Покровский М.В.
«Из истории адыгов в конце XVIII – первой половине XIX века», Краснодар, 1989 г.

Из истории адыгов в конце XVIII - первой половине XIX века: Социально-экономические очерки.

- Краснодар, 1989.

От редакции

Введение

Очерк первый. Социально-экономическое положение адыгов в конце XVIII - первой полов. XIX в

Территория

Общественный строй

Тфокотли и образование новой феодальной прослойки

Унауты, пшитли и оги

Очерк второй. Поселение Черноморского казачьего войска на Кубани

Очерк третий. Торговые связи адыгов с русским населением Прикубанья и экономическое проникновение России на Западный Кавказ

Русско-адыгейские торговые связи

Русско-адыгейская торговля и регламентация ее царизмом

Очерк четвертый. Политика царизма по отношению к адыгской феодальной знати

Адыгское дворянство и царизм в конце XVIII в.

Военная поддержка адыгских дворян и князей русским правительством

Вопрос о сословных привилегиях адыгского дворянства.

Очерк пятый. Отношение российской администрации к адыгским рабам, крепостным и их владельцам

Бегство адыгских рабов и крепостных в Россию и причины этого явления

Прием беглых адыгских рабов и крепостных русскими властями как средство воздействия на их владельцев.

Волнения адыгов-казаков Черноморского войска в 1844 - 1846 гг

Очерк шестой. Мюридизм на Западном Кавказе.

Распространение мюридизма на Западном Кавказе.

Организация управления подчиненных Магомед-Амином адыгских народов.

Рост движения адыгского населения против власти Магомед-Амина

Очерк седьмой. Западный Кавказ в годы Крымской войны .

Организация обороны Западного Кавказа к началу Крымской войны

Безуспешные попытки поднять адыгов на борьбу против России

Военные действия на Западном Кавказе в годы Крымской войны

Очерк восьмой. События на Западном Кавказе после окончания Крымской войны (1856-1864 гг.).

Библиографический список

От редакции

Автор настоящих очерков - краснодарский ученый Михаил Владимирович Покровский (1897-1959), доктор исторических наук, прошел интересный, но нелегкий путь от выпускника местного пединститута, затем учителя истории до заведующего кафедрой истории СССР в родном вузе. Более двадцати лет он посвятил разработке вопросов, которые освещаются в настоящей книге. Из месяца в месяц, из года в год, изучая в архивах тысячи пухлых дел (единиц хранения) вековой давности, тщательно восстанавливал факты, проверял и перепроверял их, анализировал связи между ними... Для него адыгские народы в XVIII - XIX вв. прежде всего творцы самобытной, противоречивой и интересной истории. Именно поэтому усилия исследователя сосредоточивались на проникновении в давно минувшую эпоху. Его работа, как и всякое серьезное историческое сочинение, ценна не только обилием познавательного фактологического материала.

Для современного читателя сама увлеченность автора избранной темой, желание глубоко и объективно разобраться в сложнейших политических и социально-экономических перипетиях при искреннем уважении к истории каждого народа - все это, несомненно, может послужит примером воспитания историзма мышления, дефицит которого стал, к сожалению, остро ощущаться в последнее время.

В этой связи заслуживает внимания характерная особенность научного метода. Располагая массой противоречивых фактов, он не оказался в плену тенденциозности и умел видеть за многочисленными и разнообразными подробностями бытия общие закономерности исторического прогресса.

В результате продолжительного поиска он пришел к ряду обоснованных выводов, среди них особое звучание имеет заключение о взаимном проникновении культур двух соседних народов - русских и адыгов, которые, несмотря на длительно сохранявшуюся нестабильную обстановку в крае, рядом пахали землю, косили сено, ловили рыбу... Все это порождало возможность социально-политических общений между низами казачьего войска и крестьянской массой адыгского населения. Не случайно участники казачьего бунта в 1797 г. заявили начальству, что если их требования не будут удовлетворены, то они перебьют офицеров, а сами «уйдут к черкесам». С другой стороны, надежды на избавление от тяжелой участи раба, крепостного, свободолюбивые устремления находившихся под угрозой закрепощения крестьян-адыгов были связаны с переходом в пределы России, о чем свидетельствовали потоки горцев-беженцев.

Такая ситуация привела к тому, что к началу 50-х годов XIX в. и военная напряженность, и мюридистское движение на Западном Кавказе стали ослабевать и, казалось бы, должны прекратиться. Но этого не произошло.

показывает те силы, которые осложнили положение на Кавказе: вмешательство султанской Турции и ее европейских союзников , официальный курс российского царизма, двусмысленная политика местной дворянско-княжеской и старшинской верхушки, усилия вдохновителей мюридизма...

Из всех вопросов, освещаемых в предлагаемых читателю очерках, наиболее важными оказались те, которые относятся к социальному и экономическому развитию адыгских народов. Автор особо подчеркивает необходимость исследования этого круга проблем, чтобы подойти к правильному пониманию важнейших политических событий, происходивших на Западном Кавказе в первой половине XIX в.

Глубокое проникновение в фактический материал позволило сделать обоснованный вывод: особенности возникновения и становления феодализма у адыгов - одно из наиболее своеобразных явлений истории Кавказа. Феодализм здесь складывался на базе разложения традиционно-общинных отношений, хотя рабство как хозяйственный уклад существовало. Феодализирующаяея знать стремилась распространить свои владельческие права на общинные земли, но ей не удалось законодательно оформить этот захват. Социальная верхушка успела фактически присвоить часть земли, однако юридические права на землю сохранялись за общиной (псухо). Последняя имела черты поземельной (сельской) общины.

Подробно рассматривая, каково было действительное значение различных родовых пережитков и феодальных отношений в общественной жизни адыгов, ученый отмечает, что темпы феодализации, сам процесс развития феодализма у разных адыгейских народов неодинаковы. Они зависели от географических условий, степени устойчивости общины и ее институтов, от расстановки социальных сил и ряда других моментов

Значительное место в очерках занимает история антифеодальной борьбы у адыгов. Автор подробно характеризует положение и взаимоотношения отдельных категорий населения, показывает высокую степень имущественной дифференциации и остроту социальных противоречий, выливавшихся в вооруженные столкновения тфокотлей с дворянской знатью.

Касаясь событий периода Крымской войны, на конкретных фактах исследует деятельность различных политических авантюристов , направляемых как из Лондона, так и из Константинополя на Кавказ, раскрывает последствия подобных провокаций/Не остается без внимания историка и такой трудный вопрос, как переселение части горцев в Турцию, хотя автор и не претендует на его полное освещение.

Следует отметить, что восемь очерков, подготовленных, отнюдь не являются попыткой изложить всю многогранную историю адыгов. Некоторые вопросы, например материальная и духовная культура адыгов в конце XVIII - первой половине XIX в., изложены довольно кратко, другие - всего лишь как фон событий либо остались за рамками повествования.

Настоящее издание - посмертное. Поэтому для полного сохранения авторской рукописи проявлена повышенная осторожность. В необходимых случаях произведены сокращения повторов и перегрузок фактическим материалом, уточнения терминов и имен. Однако в большинстве своем личные имена и географические названия даются в том написании, в каком они приводятся автором, очевидно следовавшим за текстом источников. Что же касается принципиальных обобщений и выводов, то они не только не опускались, но и не подвергались каким-либо исправлениям. Поэтому самобытность авторского текста сохранена полностью.

Отличительной особенностью манеры письма является весьма удачное введение в ткань повествования материалов из источников, всегда со ссылками на адрес заимствования.

В данном случае мы считаем себя вправе сократить число ссылок, особенно на те источники, которые уже упоминались ранее, но цитаты оставлены. Наличие библиографического списка оправдывает целесообразность такого подхода. Вместе с тем представляется необходимым оставить именно те издания" произведений, которыми пользовался автор, в частности 1-е издание Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса. Ссылки на документы государственного архива Краснодарского края также отражают учетные данные, принятые в период работы над очерками, завершенными в 1958 г.

Нет сомнения в том, что за последние 25-30 лет советское кавказоведение значительно продвинулось вперед. Об этом убедительно свидетельствуют выход в свет монографий «Общественный строй адыгских народов (XVIII - первая половина XIX в.)» (М.,1967), «Социально-экономическое и политическое положение адыгов в XIX в.» (Майкоп, 1986), издание серии «История народов Северного Кавказа» (М., 1988) и др.

Надеемся, что и настоящие очерки не только помогут массовому читателю лучше узнать историю адыгских народов, но и станут определенным вкладом в советское кавказоведение.

Редакция выражает благодарность, который бережно сохранил и предоставил для опубликования рукопись своего отца.

ВВЕДЕНИЕ

Братская дружба между всеми народами, входящими в состав Советского Союза,- одна из основ могущества советского государственного и общественного строя.

Отсюда понятно, как ответственна и важна задача глубокого изучения и правдивого освещения ряда проблем исторического развития народов нашей страны. К числу таких проблем относится социально-экономическая история адыгских народов в XVIII - XIX вв.

Кавказ с его природными богатствами и выгодным географическим положением на рубеже между Европой и Азией являлся в конце

XVIII и XIX в. ареной борьбы между Россией, Турцией и Англией. Кавказский вопрос был частью восточного вопроса, представлявшего тогда одну из актуальных проблем международной политики. Этим и объясняется, в частности, стремление европейской дипломатии вовлечь адыгов в военные конфликты, имевшие место в 20-50-х годах XIX в. на Ближнем и Среднем Востоке.

Отмеченная роль Кавказа в международных отношениях объясняет тот повышенный интерес различных общественных кругов России и западноевропейских стран к населявшим его племенам и народам, который вызывал постоянный поток наблюдателей, путешественников, журналистов, бытописателей, романистов, явных и тайных агентов заинтересованных в Кавказе держав, а также появление обширной литературы, накопившей большой фактический материал и оставившей немало ценных наблюдений.

Подлинно научный теоретический анализ и обобщение собранного конкретного историко-этнографического материала, относящегося к адыгским народам, остались в буржуазной науке нерешенными. И это прежде всего касается вопроса о характере общественных отношений.

Глубокое же изучение их имеет не только общенаучный исторический интерес, но, что особенно важно, позволяет подойти к правильному пониманию многих важнейших политических событий, происходивших на Западном Кавказе в XIX в. Одно это уже в достаточной степени говорит о необходимости и актуальности дальнейшей научной разработки вопросов, связанных с общественным устройством адыгов.

К сожалению, от самих адыгов до нас не дошло письменных источников ввиду отсутствия у них письменности, и изучение их общественного строя, трудное само по себе благодаря своеобразию их общественного развития, усложняется еще более этим обстоятельством. Обычное право адыгов сохранялось только в устной традиции и подверглось позднейшей литературной обработке в качестве материалов по обычному праву.

В силу этого исследователю, помимо использования записок путешественников и наблюдателей (русских и иностранных), записок и рассказов современников (адыгов на русской службе или же русских офицеров - участников Кавказской войны) и т. д., главным образом приходится обращаться к глубокому изучению многочисленных архивных материалов, которые единственно могут пролить свет на состояние этого вопроса.

Со времени образования Старой линии и поселения Черноморского казачьего войска на Кубани появляется ряд материалов и документов, позволяющих с достаточной отчетливостью представить этническую карту северо-западной части Кавказа, а также многие стороны и общественной жизни. К числу этих материалов относятся:

1. Обширная военно-административная переписка, содержащая сведения об отдельных народах, их общественном устройстве, хозяйстве и происходившей у них социальной борьбе.

2. Военно-топографические и этнографические описания Западного Кавказа.

В официальных рапортах и донесениях, докладных записках н отзывах, приказах и отношениях содержится большое количество данных, касающихся самых различных сторон жизни адыгов.

Настоящая работа написана на основании документов, хранящихся в государственном архиве Краснодарского края (ГАКК), Центральном государственном историческом архиве СССР (ЦГИА СССР) и некоторых других.

В данном исследовании освещаются вопросы, связанные с характеристикой уровня развития производительных сил и социальной структурой населения Западного Кавказа, а также и с ходом экономического проникновения России сюда начиная с момента переселения на Кубань Черноморского казачьего войска; политика России и Турции по отношению к различным общественным категориям ады-ских народов, военно-политические события, которые непосредственно предшествовали завоеванию Кавказа царизмом и которые рисуют сложную картину социальных и политических противоречий, развернувшихся у адыгов на последнем этапе борьбы за Кавказ между Россией, западноевропейскими державами и Турцией.

Нужно решительно отказаться от недостаточно четкого и формального подхода, игнорирующего общественное расслоение адыгов и затушевывающего остроту социальных противоречий, связанных с феодализацией адыгейского общества. Эти противоречия создавали состояние непрерывных вооруженных столкновений между отдельными социальными группами адыгейского общества, переплетающихся с общими событиями в крае. В происходившей борьбе отдельные социальные группы занимали совершенно различные политические позиции по отношению к складывавшейся международной обстановке, и на них стремились влиять в своих интересах боровшиеся за Кавказ европейские державы и Турция.

Это обстоятельство выразилось не только в том, что дворянство и старшинская знать настойчиво втягивались ими в русло своей политики на Кавказе, но и в том, что свободный крестьянин (тфокотль) также явился объектом напряженного дипломатического внимания и воздействия правительственных кругов Турции, Англии и царской России.

Борьба между ними «за тфокотля» проходила красной нитью через ряд десятилетий Кавказской войны и принимала порой причудливый рисунок мероприятий, доходивших до провозглашения независимости тфокотлей от феодальных посягательств со стороны князей и дворян. Более того, даже несвободное население Северо-Западного Кавказа, рабы и крепостные (унауты и пшитли), тоже было втянуто в орбиту европейской политики и использовалось в сложной политической игре. В частности, царизм, наряду с методами открытой военно-колониальной экспансии, широко применял по отношению к указанным социальным группам населения и демагогию, не останавливаясь перед освобождением беглых рабов и крепостных и возведением части их «в казачье достоинство», в целях политического воздействия на их владельцев.

На основании архивных материалов и иностранных печатных источников можно проследить, каким воздействиям подвергались отдельные социальные группы населения со стороны иностранных правительств.

Изучение материалов, относящихся к экономическим и культурным связям русского населения Северо-Западного Кавказа с адыгами, позволило установить, что, несмотря на военно-колониальный режим царизма со всеми его отрицательными сторонами, здесь уже с конца XVIII в. стал развиваться оживленный торговый обмен, далеко выходивший за рамки официально признававшейся «меновой торговли».

Торговые сношения адыгов с русским населением серьезно препятствовали укреплению позиций Турции и стали предметом конкурентной борьбы, в которой приняла участие и английская торговая компания, основанная в Трапезунде. Английские правящие круги прекрасно понимали опасность экономического проникновения России на Кавказ и примириться с ним не могли, ибо это значило признать ее притязания на Кавказ.

В сложном переплетении военно-политических событий, разыгрывавшихся на Западном Кавказе, с моментами внутренней социальной борьбы, протекавшей у адыгов, отчетливо прослеживается стремление основной массы коренного населения к сближению с русским народом, прорывавшееся через все препоны колониальной политики царизма, интриги Турции и европейских держав. В основе этого явления лежало отмеченное Ф. Энгельсом, несмотря на колониальный характер политики русского самодержавия на Кавказе, общее цивилизующее влияние России «для Черного и Каспийского морей».

Полемизируя с английскими рецензентами, обрушившимися на книгу Гакстгаузена «Закавказье, очерки народов и племен между Черным и Каспийским морями», автор которой проводил мысль о положительном влиянии России на народы Кавказа, писал в № 7 «Современника» за 1854 г.: «Автор знаменитого путешествия, коротко узнав Россию, полюбил ее, и его «Закавказье» проникнуто симпатией к России и к русскому владычеству за Кавказом. Английские рецензенты, конечно, называют это если не пристрастием, то предубеждением. В самом деле, барон Гакстгаузен до того предубежден, что думает, будто бы, «поддерживая гражданский порядок в закавказских областях и цивилизуя их, русские пролагают путь цивилизации и в прилежащие азиатские страны». Сколько мы можем быть судьями в собственном деле, нам кажется, что эта истина довольно простая; если память нас не обманывает, в ней даже и не думали сомневаться до начала войны ни англичане, ни французы».

Постоянно общаясь с русским населением, адыги в свою очередь (оказывали влияние на его быт. Это выразилось в заимствовании казаками адыгского костюма (черкески, бурки, бешметы, папахи, ноговицы), а также предметов кавалерийского снаряжения и конской упряжи. Адыгские арбы широко вошли в быт станичного населения Черномории и использовались им в распутицу как главный вид транспорта.

Создание так называемой черноморской породы лошадей, получившей широкую известность на русских и иностранных рынках (во время франко-прусской войны 1870 г. вся прусская ар-артиллерия обслуживалась лошадьми этой породы), было связано со скрещиванием адыгской лошади с лошадьми, приведенными казаками из Запорожья.

Сообщение по р. Кубани производилось почти исключительно на лодках, изготовлявшихся адыгейскими мастерами, жившими в прикубанских шапсугских и бжедухских аулах. Эти мастера делали не только небольшие лодки, применявшиеся для переправы через реки и для рыбной ловли, но изготовляли и более крупные суда, поднимавшие по нескольку сотен пудов груза и совершавшие плавания по всему среднему и нижнему течению р. Кубани.

Высокий уровень адыгского садоводства оказал свое влияние на развитие садов в Черномории, где широко культивировались сорта адыгских яблонь, вишен и груш. Адыги охотно привозили саженцы плодовых деревьев на русские базары и ярмарки, продавая их по дешевой цене.

В области пчеловодства казаки, а затем и «иногородние промышленники» также почти целиком следовали приемам, применяемым адыгами в уходе за пчелами, а в 50-х годах XIX в. крупные пасеки, поставляющие мед в Ростов и Ставрополь, обслуживались исключительно трудом наемных адыгов.

Сближение адыгского населения с русским нашло свое выражение и еще в целом ряде моментов, отмеченных в настоящей работе.

Насколько велика была тяга народных масс к прекращению войны с Россией и установлению мирных отношений, можно судить по тому, что ни во время русско-турецкой войны 1828-1829 гг., ни во время Крымской войны 1853-1856 гг. зарубежной дипломатии так и не удалось поднять их на борьбу против России.

В особенности интересны события, развернувшиеся на Западном Кавказе во время Крымской войны. В критический момент борьбы враждебная России коалиция пустила в ход все имевшиеся в ее распоряжении средства для привлечения на свою сторону адыгов Ей удалось заручиться поддержкой части протурецки настроенной верхушки, но народные массы ей в этой поддержке решительно отказали. Даже предпринятый в конце февраля 1855 г. с целью вывести из состояния политической пассивности тфокотлей штурм Новороссийска союзной эскадрой не достиг желаемых результатов, и официальные документы лондонского адмиралтейства отражают глубокое разочарование по этому поводу английского командования (9, 100-102). Вопросам чисто военной истории в работе уделено сравнительно немного места, поскольку имеется достаточное количество трудов, подробнейшим образом освещающих внешнюю сторону Кавказской войны. Не ставя поэтому перед собой такой задачи, мы сосредоточили внимание в этой области лишь на тех событиях, которые дают некоторые новые данные относительно агрессивных планов иностранных держав на Кавказе.

Очерк первый.

Социально-экономическое положение адыгов в конце XVIII - первой половине XIX в

Территория

Западная часть Кавказского хребта с прилегающей к нему полосой предгорий, спускающихся к Кубанской низменности, в XVIII в. была занята адыгейскими народами. Ко времени продвижения государственной границы России к р. Кубани они прошли длительный путь исторического развития. На страницах русских летописей адыги впервые упоминаются под именем касогов при описании событий 965 г. Однако более или менее ясные сведения о них относятся лишь к концу XVIII - началу XIX в.

Отдельные адыгские народы расселялись за р. Кубанью следующим образом. Вдоль Главного Кавказского хребта и по берегу Черного моря в общем направлении с северо-запада на юго-восток располагались земли натухайцев. Пo своей форме они напоминали большой треугольник, основание которого упиралось в р. Кубань, а вершина выходила на Черноморское побережье, к югу от Геленджика. В этом треугольнике, кроме основного нахухайского населения, от Цемесской бухты до р. Пшады жили шапсуги, называемые в официальной переписке «шапсугскими натухайцами», а в окрестностях Анапы - небольшое племя хейгаков. (К началу XIX в. они расселились по натухаиским аулам.)

//Термины: адыгские (адыгейские) народы, адыги, горцы, черкесы - употребляются в настоящей работе в качестве синонимов. Термин племена, встречающийся в архивных и литературных источниках, применительно к рассматриваемому периоду соответствует описательному понятию народы и научному - субэтнические группы адыгейского народа (абадзехи, бесленеевцы, бжедухи, хатукаевцы, шапсуги и т. д.).

К востоку от натухайдев обитали шапсуги, делившиеся на больших и малых (так называемые Большой Шапсуг и Малый Шапсуг. Большой Шапсуг был расположен к северу от Главного Кавказского хребта, меж ду реками Адагумом и Афипсом, а Малый - к югу от него и выходил к Черному морю. С востока он был ограничен р. Шахе, за которой жили убыхи и с запада р. Джубгой, отделявшей его от натухайцев. Шапсугская территория была значительно больше натухайской, но она имела много труднодоступных и малонаселенных горных пространств.

На восток от Большого Шапсуга, в глубине Кавказских гор и на их северном склоне, находилась область самого многочисленного адыгейского народа - абадзехов. С севера ее отделяли от р. Кубани земли бжедухов, с востока ее границей была р. Белая, а с Юга она упиралась в Главный Кавказский хребет, за которым лежали владения шапсугов и убыхов. Таким образом, абадзехи занимали значительную часть территории Западного Кавказа, от бассейна р. Афипс до бассейна Лабы. Наиболее густо ими были заселены долины рек_Вундук Курджипс, Пшачи, Пшиш, Псекупс. Здесь находились селения главных абадзехских обществ (Туба, Темдаши, Даурхабль, Дженгетхабль, Гатюкохабль, Нежукохабль и Тфишебс). В официальной переписке русских военных властей абадзехи обычно делились на нагорных, или дальних, и на равнинных, или ближних.

Между северной границей абадзехской территории и р. Кубанью располагались бжедухи, подразделявшиеся на хамышеевцев, черченеевцев (керкенеевцев) и жене-евцев (жанеевцев). По народным преданиям, хамышеевцы обитали вначале на р. Белой среди абадзехов, но затем были вытеснены ими в верховья р. Псекупс, где жили их соплеменники - черченеевцы. Потом и те и другие под давлением абадзехов передвинулись еще ближе к р. Кубани: хамышеевцы поселились между реками Сулс и Псекупс, а черченеевцы - между реками Псекупс и Пшиш. Большая же часть женеевцев вскоре слилась с хамышеевцами и черченеевцами, а часть перешла на Каракубанский остров, в пределы Черномории.

Непрерывная межплеменная борьба привела к тому, что к 30-м годам XIX в. численность бжедухов значительно уменьшилась. По имеющимся архивным данным, к абадзехам и шапсугам отошло 1200 только одних хамышеевских «простых дворов, плативших дань» хамышеевским князьям. «Убито князей разновременно 4, дворян 40, простых более 1000», и свыше «900 душ мужчин и женщин с их имуществами» было взято в плен.

К востоку от черченеевцев, между реками Пшиш и Белой, обитали хатукаевцы. Еще восточнее, между нижним течением рек Белой и Лабы, находилась область, занятая темиргоевцами или "чемгуй". Несколько дальше в направлении к юго-востоку жили их соседи - егеpуxаевцы, махошевцы и мамхеги (мамхеговцы), которые считались родственными темиргоевцам и часто упоминались в русской официальной переписке под общим названием «чемгуй» или «кемгой». В XIX в. темиргоевцы, егерухаевцы и махошевцы объединились под властью темиргоевских князей из рода Болотоковых. Значительным адыгейским народом на Западном Кавказе были бесленеевцы. Их владения граничили на северо-западе с территорией махошевцев, на юго-востоке доходили до р. Лабы и ее притока р. Ходзь, а на востоке - до р. Уруп. Среди бесленеевцев жили также так называемые беглые кабардинцы и небольшое число ногайцев.

Таким образом, полоса земель, занятая адыгскими народами, тянулась от берега Черного моря на западе до р. Уруп на востоке. К ней примыкали область Кабарды и территория абазин.

Многочисленные источники, описания и известия дают самые разноречивые сведения о численности отдельных адыгских народов и всего коренного населения Западного Кавказа в целом. , например, определял общее число темиргоевцев и егерухаевцев всего в 8 тысяч человек, а утверждал, что одних только темиргоевцев было 80 тысяч. Численность абадзехов, по, достигала 40-50 тысяч человек, а насчитывал их 260 тысяч. Общее число шапсугов определял в 160 тысяч душ обоего пола, а Новицкий - в 300 тысяч; же считал, что их было только 90 тысяч, и т. д.

Сведения, сообщаемые адыгскими князьями и дворянами о численности подвластного им населения, были еще более разноречивы. Сопоставляя имеющиеся данные, можно лишь приблизительно установить общую численность адыгского населения Западного Кавказа. К середине XIX в. она составляла примерно 700-750 тысяч человек

Занятия

Природно-географические условия Западного Кавказа весьма разнообразны. В прошлом это оказало значительное влияние на хозяйственную деятельность местного населения и определило ее специфику в отдельных районах.

В низменной прикубанской полосе, отличающейся своими плодородными почвами, очень рано развилось оседлое земледелие. Автору настоящей работы неоднократно удавалось находить в культурном слое древних меото-сарматских городищ и в могильниках, датируемых IV в. до н. э. - II-III вв. н. э., обуглившиеся зерна пшеницы, проса и других культурных растений. Здесь же были обнаружены каменные ручные жернова, железные серпы и другие земледельческие орудия. Есть все основания утверждать, что у отдаленных предков адыгов уже в I тысячелетии до н. э. земледелие было достаточно широко развито, а дальнейшее поступательное развитие его наблюдалось и в средние века.

Особенно ярко иллюстрируют эту мысль находки, сделанные летом 1941 г. при постройке Шапсугского водохранилища на левом берегу р. Афипс, близ г. Краснодара. При сооружении дамбы водохранилища были вскрыты древний могильник с грунтовыми и курганными погребениями XIII-XV вв. и территория прилегающего к нему селища, относящегося к тому же времени. Среди прочих предметов были найдены железные серпы и лемеха для плугов, каменные жернова, кетмени для раскорчевки кустарников и другие орудия, свидетельствующие о развитом пашенном земледелии. Кроме того, здесь же обнаружен ряд вещей, говорящих о том, что местное население занималось скотоводством и ремеслом (кости домашних животных, ножницы для стрижки овец, кузнечные молоты, щипцы и т. д.).

Такие же находки были найдены и при раскопках других средневековых поселений Прикубанья.

Не останавливаясь на ряде литературных источников, укажем, что существование у адыгов развитого земледелия подтверждается для более позднего времени и русскими официальными документами. Из них. особенно интересны:

1) ордер А. Головатого от 01.01.01 г., предписывавший начальнику Таманского отряда Савве Белому организовать для переселенцев Черноморского казачьего войска покупку у горцев семян злаков; 2) донесение атамана Черноморского казачьего войска Котляревского императору Павлу I, в котором сообщалось, что ввиду острого недостатка хлеба во вновь основанном войске пришлось распорядиться снабжать «состоящих на пограничной страже казаков вымениваемым у закубанцев за соль хлебом».

Учитывая все сказанное, следует решительно отказаться от довольно распространенного взгляда, что земледелие у адыгов в XVII-XVIII вв. якобы имело крайне примитивный характер. , характеризуя хозяйственную жизнь адыгов в начале XIX в., писал: «Сельское хозяйство разделяется у них на три главнейшие отрасли: земледелие, конные заводы и скотоводство, заключающее рогатый скот и овец. Черкесы, пашут землю плугами наподобие украинских, в которые впрягают несколько пар быков. Больше всякого хлеба сеют просо, потом турецкую пшеничку (кукурузу), яровую пшеницу, полбу и ячмень. Жнут хлеб обыкновенными серпами; молотят хлеб балбами, то есть топчут и перетирают колосья посредством лошадей или быков, припряженных к доске, на которую наваливают тягость, точно так, как в Грузии и Ширване. Перетертую солому, вместе с мякиной и частью зерен, дают в корм лошадям, а чистый хлеб прячут в ямы. В огородах сеют овощи: морковь, свеклу, капусту, лук, тыквы, арбузы, и сверх того у всякого в огороде есть табачная гряда». Не может быть сомнений в том, что описанный уровень развития земледелия был достигнут на базе старой местной земледельческой культуры.

Роль земледелия в жизни адыгов нашла отражение и в их языческом пантеоне. Хан-Гирей сообщал, что в 40-е годы XIX в. изображение, олицетворявшее божество земледелия Созерешь, в виде самшитового бревна с отходящими от него семью сучьями, имелось в каждой семье и хранилось в хлебном амбаре. После уборки урожая, в так называемую созерешеву ночь, совпадавшую с христианским праздником рождества, изображение Созерешь переносили из амбара в дом. Прилепив к сучьям восковые свечи и подвесив к нему пирожки и куски сыра, его ставили на подушки и совершали молитвы.

Совершенно естественно, конечно, что горная полоса Западного Кавказа была менее удобна для пашенного земледелия, чем Прикубанская низменность. Поэтому. скотоводство, огородничество и садоводство играли здесь значительно большую роль, чем хлебопашество. Жители гор в обмен на хлеб отдавали обитателям равнин скот и ремесленные изделия. Особенно важным было значение этого обмена для убыхов.

Скотоводство адыгов также имело довольно развитый характер вопреки распространенному в исторической литературе мнению о его крайней отсталости. Многие авторы утверждали, что в силу этой отсталости скот даже зимой находился на подножном корму. В действительности. зимнее время он спускался с горных пастбищ в леса или камышовые заросли Прикубанской равнины представлявшие прекрасное убежище от непогоды и ветров Здесь животных кормили припасенным заранее сеном. Сколько его заготовлялось на зиму для этой цели, можно судить по тому, что во время зимней экспедиции 1847 г. в земли абадзехов генерал Ковалевский умудрился сжечь там более миллиона пудов сена.

Широкому развитию скотоводства содействовало обилие лугов. На богатых сенокосах и пастбищах паслись огромные отары баранов, стада крупного рогатого скота и табуны лошадей.

Косвенно о размерах скотоводства и его характере можно получить представление по данным М. Пейсонеля, который сообщал, что горцы ежегодно забивали до 500 тысяч баранов и продавали до 200 тысяч бурок. Сведения об экспорте в конце XVIII в. показывают, что значительное место во внешней торговле адыгов занимали кожи, немытая шерсть, шкуры, различные изделия из шерсти.

У скотоводов особенно ярко проявлялись черты и пережитки родового строя. Например, осенью некоторые семьи выгоняли в священную рощу одну из своих коров, предназначенную в жертву богу Ахину, привязав к ее рогам куски хлеба и сыра. Окрестные жители сопровождали жертвенное животное, которое называлось самошествующей ахиновой коровой, и затем резали его. Ахин - покровитель стад рогатого скота - явно принадлежал к старой языческой религии с ее культом общинных священных мест, рощ и деревьев, с общеаульными молениями и жертвоприношениями. Характерно, что на месте закалывания животного с него не снимали кожу, а там, где ее снимали, не варили мяса; где его варили, там не ели, а совершали все это, .поочередно переходя с одного места на другое. Возможно, что в этих особенностях жертвенного ритуала проявлялись черты древнего кочевого быта скотоводов. Впоследствии они приобрели характер религиозного обряда, сопровождавшегося пением специальных молитвенных песен.

Следует, однако, оговориться, что в. рассматриваемый нами период времени (конец XVIII - первая половина XIX в.) у скотоводов резко возрастает имущественная дифференциация. Большое количество скота сосредоточивали в своих руках князья, дворяне, старшины и многие зажиточные общинники - тфокотли. Труд рабов и крепостных довольно широко применялся во время сенокоса и заготовки кормов для скота. С конца XVIII в. крестьяне стали проявлять сильное недовольство захватом лучших пастбищ местными феодалами.

К концу XVIII в. большое значение приобрели конские заводы, принадлежавшие князьям и богатым стар-шинам. По сведениям, многие из них поставляли лошадей различным адыгейским народам и даже, как это ни покажется странным, полкам русской регулярной кавалерии. Каждый завод имел особое тавро, которым клеймил своих лошадей. За подделку его виновные подвергались суровому наказанию. Для улучшения конского поголовья владельцы заводов покупали в Турции арабских жеребцов. Особенной известностью пользовались термиргоевские лошади, которые продавались не только на Кавказе, но и вывозились во внутренние районы России.

Земледелие и скотоводство не были единственным хозяйственным занятием адыгов. Большое развитие получило у них птицеводство, а также плодоводство и виноградарство . Обилие фруктовых садов, особенно в приморской части, всегда обращало на себя внимание иностранных путешественников и наблюдателей, например Белля, Дюбуа де Монпере, Спенсера и др.

Наши сведения о хозяйственном и общественном строе народов Северного Кавказа в XVIII - начале XIX в. значительно полнее и достовернее, чем за предшествующий период их истории. Это объясняется прежде всего усилением политических, экономических и культурных связей с Россией, в результате чего в русской литературе и особенно в различных документах того времени появляются многочисленные и разнообразные известия о Кавказе и народах, его населяющих.

Как и в предшествующий период, основным занятием населения являлось сельское хозяйство, сочетавшее обычно земледелие и скотоводство, но с различным соотношением этих отраслей в зависимости от местных условий. Полеводство и садоводство достигли наибольшего развития в Дагестане, особенно в его плоскостной части, у ряда адыгейских племен, проживавших по Черноморскому побережью и по нижнему течению Кубани, а также в Чечне (Ичкерия). Скотоводство, в частности коневодство, играло ведущую роль в хозяйстве кабардинцев, абазин, ногайцев, имевших в своем распоряжении обширные пастбища по Кубани и Тереку. У балкарцев, карачаевцев, осетин и других народов, обитавших в горах Центрального Кавказа, из-за недостатка земли полеводство было слабо развито, своего хлеба не хватало и преобладал мелкий рогатый скот.

Такое же положение наблюдалось и в раде мест опорного Дагестана. В общем скотоводство у горцев Северного Кавказа являлось важнейшей отраслью хозяйства, и даже в районах со сравнительно развитым земледелием скот и продукты скотоводства составляли главное богатство жителей.

Техника земледелия была в общем весьма примитивная, а скотоводство носило экстенсивный характер, основываясь, как и в глубокой древности, на подножном корму и сезонных перекочевках скота с зимних пастбищ на летние и обратно. Значительную роль продолжали играть такие древние занятия населения, как охота и пчеловодство.

Экономическая отсталость народов Северного Кавказа выражалась и в слабом развитии у них обрабатывающей промышленности. Подавляющая часть продуктов земледелия и скотоводства вплоть до XIX в. перерабатывалась в том самом хозяйстве, где они добывались. Правда, кроме домашних промыслов, народы Северного Кавказа давно уже знали ремесло, отдельные отрасли которого достигли к этому времени большого совершенства у народов Дагестана, адыгейцев, кабардинцев, но дальше этих наиболее простых и примитивных форм промышленности экономическое развитие на Северном Кавказе не пошло до тех пор, пока этот край не был окончательно присоединен к России.

Преобладание на Северном Кавказе вплоть до начала XIX в. домашней промышленности, которая составляет необходимую принадлежность натурального хозяйства, уже само по себе свидетельствовало о низком уровне общественного разделения труда, являющемся главной основой для развития обмена и торговли. В источниках XVIII - начала XIX в. указывается* что у кавказских горцев в это время господствовало натуральное хозяйство, торговля внутри племен и между племенами носила по преимуществу меновой характер, собственной денежной системы не существовало. В качестве всеобщего эквивалента у большинства горцев выступал скот, реже холст 2 хлопчатобумажная ткань, соль, металлические котлы и другие особо нужные и ценимые товары. Внешняя торговля, которая с XVIII в. играла в жизни горцев все большую и большую р"оль, также носила главным образом меновой характер.

Слабое развитие обрабатывающей промышленности и торговли обусловило, в частности, почти полное отсутствие у местного населения городов. Исключением в известной мере являлся Дагестан, в прикаспийской части которого продолжал существовать древний Дербент и игравшие важную роль поселения городского типа - Тарки и Эндери, да в горах имелся такой своеобразный ремесленный центр, как Кубачи. На Северо-Западном Кавказе значение местных городов приобрело лишь несколько торгово-ремесленных поселений на Таманском полуострове и нижней Кубани (Тамань, Темрюк, Коныл).

При рутинной технике и господстве натурального хозяйства изменения в экономике местного населения происходили чрезвычайно медленно. Одни и те же отрасли хозяйства на протяжении многих веков оставались, основным занятием населения, мало прогрессируя в своем внутреннем развитии. Хозяйственная замкнутость и изолированность от внешнего мира, являвшаяся в известной мере результатом не только природных условий, но и неблагоприятно сложившейся внешнеполитической обстановки, выражавшейся прежде всего в агрессии и господстве отсталых восточных деспотий (султанской Турции с ее вассалом - Крымским ханством и Ирана) придали экономике кавказских горцев некоторые черты застойности.

Сравнительно низкий уровень экономического развития обусловил и относительную отсталость социальных отношений у народов Северного Кавказа накануне их окончательного вхождения в состав России. В XVIII- начале XIX в. господствующими были феодальные отношения, опутанные густой сетью патриархально-родовых пережитков. Сохранение у кавказских горцев вплоть до XIX в. многих порядков и обычаев родового строя (кровной мести, левирата, аталычества, побратимства и т. д.) является важным указанием на крайне замедленный процесс социально-экономического развития за все шесть веков после монгольского нашествия.

Несмотря на то, что разложение первобытнообщинного строя началось у племен Северного Кавказа еще в эпоху бронзы, а накануне монгольского нашествия у большинства из них уже царила феодальная раздробленность, последующее развитие шло настолько медленно, что не дало возможности феодальным отношениям достаточно вызреть и освободиться от прикрывавшей их патриархальной оболочки.

О примитивности и недостаточной развитости феодализма на Северном Кавказе свидетельствовало и сохранение здесь вплоть до XIX в. рабства и работорговли. Главным дсточником рабства оставался захват людей в плен. Рабы не только использовались в домашнем хозяйстве, но и являлись одним из наиболее ценных товаров. Горская знать "часто предпринимала набеги на соседние племена и русские поселения с целью захвата пленных, которых затем обращали в рабов. И в этой связи приходится отметить отрицательное влияние на социально-экономическое развитие горцев с одной стороны Ирана, с другой - Крымского ханства и султанской Турции, которые особенно поощряли рабство и работорговлю на Кавказе. По всему Черноморскому побережью Кавказа, находившемуся в руках Турции, шла бойкая торговля рабами - пленными жителями Кавказа, которых горская знать продавала турецким купцам.

Однако было бы неверно преувеличивать роль сохранившихся у горцев в XVIII- начале XIX в. дофеодальных отношений - патриархально-родового уклада. Ибо не это уже определяло существо социальных отношений, сложившихся у народов Северного Кавказа к этому времени. Горское общество давно уже было расколото на два антагонистических класса - на патриархально-феодальную знать и на крестьянство, которое находилось в разной степени личной зависимости и подвергалось различным формам феодальной эксплуатации, прикрывавшейся патриархальными обычаями и традициями.

Наличие двух основных классов феодального общества четко прослеживается у (многочисленных адыгейских племен, кабардинцев, карачаевцев, балкарцев, абазин, ногайцев, осетин (особенно Дигорского и Курта- тинского ущелий), а также у большинства народностей Дагестана, входивших в такие типично феодальные образования, как шамхальство Тар- ковское, уцмийство Кайтагское, ханства Дербентское, Аварское, Казику- мухское, Кюринское, Мехтулинское, майсумство Табасаранское и другие, более мелкие феодальные владения. Для всех этих народностей родовой строй являлся уже пройденной ступенью; они прочно встали на путь феодального развития и даже сделали на этом пути определенные успехи, пройдя от этапа, характеризуемого господством отработочной ренты, к этапу, характеризуемому господством более прогрессивной формы феодальной ренты - ренты продуктами.

Анализ адатов кавказских горцев, в которых обычное право зафиксировало крестьянские повинности в пользу феодалов, показывает, что наиболее распространенной формой ренты к началу XIX в. у всех народов Северного Кавказа являлась продуктовая рента, которая успела отчасти вытеснить отработочную ренту, но сама нигде не была заменена денежной рентой. Преобладание на Северном Кавказе в XVIII - начале XIX в. продуктовой ренты, с одной стороны, свидетельствует о том, что феодализм достиг здесь уже определенной ступени развития, а с другой стороны, объясняет нам основную причину той застойности, которой характеризуется социально-экономический строй горцев Кавказа накануне их окончательного присоединения к России. Как показал К. Маркс, «рента продуктами предполагает более высокий (по ^равнению с предшествующей ей отработочной рентой.- В. Г.) культурный уровень непосредственного производителя, следовательно, более высокую ступень развития его труда и общества вообще...» 17 . Но вместе с тем рента продуктами, «...благодаря необходимому при ней соединению сельского хозяйства и домашней промышленности, благодаря тому, что при ней крестьянская семья приобретает почти совершенно самодовлеющий характер вследствие своей независимости от рынка, от изменений производства и от исторического движения стоящей вне ее части общества, коротко говоря, благодаря характеру натурального хозяйства вообще, эта форма как нельзя более пригодна для того чтобы послужить базисом застойных состояний общества, как это мы наблюдаем, напр., в Азии» 18 .

Наличие у горцев Северного Кавказа в XVIII -начале XIX в. отработочной и продуктовой рент является самым очевидным доказательством существования у них в это время феодальных форм эксплуатации и феодальной собственности на землю, составляющей основу феодального способа производства. Хотя в источниках XVIII - начале XIX в. и, в частности, в адатах горцев, бесспорно говорится о наличии различных видов феодальной ренты, являющейся экономической реализацией феодальной собственности на землю, однако сама эта собственность четкого юридического оформления в обычном праве и источниках того времени не получила. Это послужило одной из причин того, что царские чиновники, а за цими и многие исследователи поземельных отношений кавказских горцев пришли к неверному выводу об отсутствии якобы на Северном Кавказе у местного населения до прихода русских земельной собственности вообще, феодальной в особенности. Не имея возможности отрицать наличие у народов Северного Кавказа крестьянских повинностей в пользу феодалов в виде барщины и оброка (т. е. Отработочной и продуктовой рент), они ооъяснили их существование только личнои зависимостью крестьян от владельцев.

Не отрицая того, что внеэкономическое принуждение играло- и в условиях горского феодализма определенную роль, мы, однако, никак не можем свести лишь к нему существо феодальных отношений у народов Северного Кавказа. Наоборот, следует подчеркнуть, что на Северном Кавказе в XVIII - начале XIX в., как и в других странах, феодальная зависимость и эксплуатация крестьян являлись следствием возникновения феодальной собственности на землю.

Как ни маскировалась у кавказских горцев феодальная собственность на землю, (проследить ее существование вполне возможно. Начать с того, что у кабардинцев, феодальный строй которых был типичным для многих народов Северного Кавказа, главными собственниками земли, согласно адату, "считались князья, которые в русских источниках XVIII- начала XIX в., в том числе и в официальных документах, обычно именовались «владельцами». У адыгейских племен, имевших князей,- бжедугов, те- миргоевцев, бесленеевцев и т. д., - князья также получили по адату особые права на землю, выделяя себе лучшие места под пашню, сенокос и пастбища. Эти же права (присвоили себе первостепенные уорские (дворянские) фамилии у абадзехов, шапсугов и натухайцев, составлявших в XVIII- начале XIX в. группу адыгейских племен, не имевших князей.

Крупными землевладельцами выступают перед нами, по материалам обычного права, ханы и беки Дагестана, тоже нередко именовавшиеся в русских официальных документах XVIII-XIX вв. «владельцами»-

Феодальная собственность на землю выступала у горцев Кавказа, как и феодальные отношения вообще, так сказать, не в чистом виде, а прикрываясь патриархальной оболочкой. В этой связи следует обратить внимание на то, что формальными владельцами земли по обычному праву горцев считались не отдельные феодалы, а феодальная «фамилия», или «род» 19 . Так, вся территория Кабарды была поделена в XVIII- начале XIX в. между шестью «фамилиями» (четыре в Большой Кабарде и две в Малой Кабарде), которые вели свое происхождение от общего родоначальника. У карачаевцев монополия земельной собственности была закреплена обычным правом за «фамилией» Крымшамхаловых, которой все карачаевцы платили поземельную подать. У кумыков точно такое же положение занимал в XVIII-начале XIX в. «род» шамхалов тарковских, к которому принадлежало большинство кумыкских беков.

Род уцмиев кайтагских, нуцалов (ханов) аварских, ханов казикумух- ских (лакских) и других феодальных властителей Дагестана являлся (вм"есте с происходившими от него беками) главным собственником земли в пределах данного политического образования.

Сохранение в условиях господства феодалов общинного землевладения уже не могло серьезно помешать горской знати расхищать народную землю. Феодалы, присваивая себе в собственность лучшие земельные угодия, не отказывались в то же время от пользования и общинной землей. Во- многих районах Дагестана и в Адыгее местная знать предпочитала не выходить окончательно из общины и требовала себе при земельных переделах особый пай. Так, например, у адыгейцев князья при переделах получали одну треть, а иногда и больше, всех пастбищных и пахотных земель данной общины. Вместе с тем адыгейские князья присвоили себе право распределять при переделах земельные участки, что они обычно делали в присутствии сельских старшин. Таким образом, общинные порядки здесь в значительной мере прикрывали наличие класса привилегированных землевладельцев феодального типа.

Поскольку в горах было мало пахотных земель и часть их принадлежала на правах трудовой заимки индивидуальным мелким владельцам, горская знать старалась присвоить себе главным образом общинные пастбища. Присвоение пастбищных земель облегчалось тем обстоятельством* что они в большей мере были как бы ничьими; границы общинных пастбищ не были так точно определены, как границы пахотных земель. В то же время пастбищные земли не требовали такой предварительной обработки и специального присмотра, как пахотные участки, которые в горах нередко создавались в результате больших трудовых затрат (очистка от камней, леса, кустарников, а иногда и искусственное нанесение почвы на скалистые горы) и нуждались в постоянном уходе. Важное же экономическое значение пастбищных земель определялось тем, что во многих горных районах основной отраслью хозяйства было скотоводство. Поэтому тот, кто в горах являлся обладателем лучших пастбищ, фактически сосредоточивал в своих руках и главное богатство горцев - скот и приобретал таким образом власть над своими соплеменниками.

Исторические документы и народные предания говорят о том, что период XVIII - начало XIX в. характеризуется на Северном Кавказе особенно интенсивным разграблением общинных земель и закрепощением ранее свободных общинников. Следует, однако, подчеркнуть, что процесс феодального разграбления общинных земель при всей его интенсивности не привел на Северном Кавказе к полной ликвидации общинных порядков и окончательному закрепощению непосредственных производителей. Почти во всех горских обществах вплоть до начала XIX в. сохранилась значительная прослойка незакрепощенных крестьян-общинников. Особенно большой процент они составляли у так называемых «демократических» адыгейских племен (абадзехов, шапсугов, натухайцев) на Западном Кавказе и в «вольных обществах» Дагестана на Восточном Кавказе. Вместе с тем и эти формально свободные крестьяне-общинннки в условиях общего господства феодализма на Северном Кавказе являлись в известной мере феодально зависимыми людьми. Так, адыгейские тфокотли, часто именуемые в русских источниках «простым свободным народом» и являющиеся по своему социальному положению крестьянами-общинниками, согласно адатам, записанным в 40-х годах XIX в., признавали «в некоторой степени» над собой власть князей и дворян, платили им «калым за промен на меновых дворах... леса и других своих продуктов» и выполняли ряд других повинностей 20 . Такими же, по существу полусвободными крестьянами являлись в своей массе и дагестанские уздени. Их положение в «вольных» обществах отличалось сравнительно большей свободой, чем в феодальных владениях Дагестана. Но и уздени «вольных» обществ находились в той или иной степени зависимости от местной знати и соседних хаиов.

В связи с разложением общинного строя и развитием 1 феодализма среди тфокотлей Адыгеи и узденей Дагестана в XVIII - первой половине XIX в. происходил процесс социального расслоения. Верхушечная, зажиточная часть их превращалась в феодалов, которые вступали в конкурентную борьбу со старой знатью. Об этом будет подробнее сказано ниже, при характеристике развернувшейся на Северном Кавказе борьбы горцев против колониальной политики царизма.

Представление о том, что тфокотли Адыгеи, уздени Дагестана и аналогичные им социальные группы других горских областей Кавказа являлись совершенно свободными непосредственными производителями, создавалось в значительной мере потому, что их феодальная эксплуатация и зависимость прикрывались в еще большей степени, чем эксплуатация остальных категорий горского крестьянства, пережитками дофеодальных отношений. Используя, в частности," обычай родовой и общинной взаимопомощи, " горская зн&ть привлекала крестьян-общинников «по приглашению» или «по доброй воле» к выполнению различного рода работ в своем хозяйстве.

Господство феодальных отношений на Северном Кавказе нашло свое яркое отражение в том, что многие порядки и институты родового строя уже полностью трансформировались в XVIII - начале XIX в., изменили свою прежнюю социальную сущность и были приспособлены господствующим классом к обслуживанию его интересов.

Такую трансформацию претерпел, например, широко распространенный у всех горцев Кавказа обычай кровной мести. Господствующий в родовом строе принцип равного возмездия «око за око, зуб за зуб» был горской знатью в условиях феодализма превращен в свою противоположность, которую можно приблизительно сформулировать следующим образом: «за око - два ока, за зуб - всю челюсть». Плата за кровь члена господствующего класса во всех горских обществах во много раз превосходила цену крови рядового горца. У кабардинцев же цена крови члена княжеской фамилии была столь высокой и включала в себя столь редкие и ценные предметы (например, дорогое и редкое оружие, кольчугу и т. п.), что было практически невозможным расплатиться за кровь убитого князя. В. результате кабардинское обычное право установило жесткое правило - если убийца князя не принадлежал к княжескому сословию, то он вместе со всей фамилией выдавался на поток и разграбление родственникам уби- того князя, которые обычно превращали всех членов такой фамилии в рабов и распродавали их за пределами Кабарды. Поэтому не только простой кабардинец, но даже первостепенный уорк (знатный дворянин) никогда не решался поднять руку на кабардинского князя. Не решались это сделать и подвластные кабардинским князьям карачаевцы, балкарцы, осетины и другие горцы Северного Кавказа. Опираясь на такой порядок кровной мести, кабардинские князья могли безнаказанно грабить и притеснять, подвластный им народ.

Аналогичное изменение претерпел и другой обычай розового строя - «барантование», заключавшийся в самовольном взятии потерпевшим у своего обидчика скота или другого имущества с целью заставить его дать должное удовлетворение. В условиях родового быта эта мера ее являлась чьей-либо особой привилегией; она содействовала скорейшему и справедливому урегулированию возникших конфликтов, принуждая обидчика искать примирения с потерпевшим от него лицом, который после удовлетворения своей претензии возвращал взятое в качестве баранты имущество.. Совершенно иной характер этот обычай приобрел при господстве феодалов, которые присвоили себе преимущественное право барантования и сделали его важнейшим; средством подчинения народных масс. Любой неугодный поступок или непослушание являлся для горской знати поводом к барантованию, причем, как правило, забарантованное имущество (по- прежнему главным образом скот) не возвращалось владельцу, ибо рассматривалось теперь не как залог, а как штраф за нанесенную якобы обиду.

Чрезвычайно любопытные изменения претерпел в условиях феодализма старинный обычай воспитания детей вне родительской семьи, известный на Кавказе под названием аталычества. Корни этого обычая уходят в глубь родового строя, когда он имел всеобщее распространение. В феодальный период обычай отдачи детей на воспитание в другую семью* сохранился па Северном Кавказе лишь у господствующего класса. Здесь аталычество приняло двоякую форму. С одной стороны, оно стало своеобразным видом развития и укрепления связей внутри феодального класса, с другой стороны, этот обычай превратился в одну из дополнительных повинностей крестьян.

У адыгейцев и кабардинцев, например, князья отдавали детей на воспитание своим вассалам - первостепенным уоркам, которые, в свою очередь, отдавали своих детей на воспитание уоркам, являвшимися их вассалами. При этом феодалы отдавали нередко своих детей на воспитание и к другим народам, устанавливая выгодные для них связи с социальной верхушкой этих народов. Так, кабардинские князья отдавали своих сыновей на воспитание балкарским, карачаевским, абазинским и осетинским феодалам, находившимся в зависимости от них. Вместе с тем кабардинские и адыгейские князья в период зависимости от крымских ханов сами охотно брали к себе на воспитание ханских сыновей. Таким образом, обычай аталычества способствовал укреплению связей между вассалом и сюзереном, которые на Северном Кавказе вплоть до XIX в. были недостаточно прочными, так каг; в условиях царившей здесь феодальной раздробленности вассал всегда мог покинуть своего сюзерена и перейти на службу к другому.

Но если передача детей на воспитание в пределах феодального класса была одинаково выгодна и вассалу и сюзерену и приводила к установлению между их семьями родственных связей, то совсем иначе обстояло дело, когда дети феодалов передавались на воспитание в крестьянскую семью. В этом случае воспитание чужих детей из добровольного акта превращалось в известной мере в повинность, которую крестьяне несли в пользу своих владельцев.

В тяжелую для горского крестьянства повинность превратился в феодальный период и обычай гостеприимства, которым издавна славился Кавказ. Приезжавшие в гости к феодалу лица вместе со своими слугами и лошадьми фактически поступали на полное содержание крестьян, зависящих от данного хозяина. Если учесть, что бездельничавшие горские феодалы значительную часть своего времени проводили в поездках, гостя подолгу друг у друга, то станет ясно, сколь обременительным для крестьян было гостеприимство их господ.

С обычаем гостеприимства в древности был определенным образом связан и повсеместно распространенный на Кавказе обычай куначества, согласно которому два лица, принадлежавших к различным родам и даже племенам, обязывались оказывать друг другу всяческую помощь и защиту 21 . Пока горское общество не разделилось на классы, кунаки являлись равными по своему социальному положению людьми и их отношения строились на началах подлинной взаимопомощи. Но с развитием феодальных отношений положение резко изменилось. - Куначество теперь часто являлось уже не союзом двух равноправных лиц, а покровительством влиятельного члена общества более слабому. Представители горской знати, оказывая покровительство кому-либо, принимая его в «кунаки», получали вместе с тем право взыскивать штрафы с лиц, наносивших обиду кунаку. Сам же кунак при этом превращался в зависимое от покровителя лицо* в его клиента. Таким образом, кавказское куначество в условиях феодализма превратилось в своеобразную форму патроната, которой широко пользовалась горская знать в своих интересах.

Можно было бы и далее продолжить рассмотрение вопроса о трансформации патриархально-родовых институтов в условиях феодального строя существовавшего у большинства кавказских горцев накануне окончательного присоединения их к России в XVIII - начале XIX в., но и приведенных материалов достаточно для того, чтобы судить, насколько глубоко проник процесс феодализации в горский быт.

Преобразуя на свой лад патриархальные учреждения и обычаи, горский феодализм сделал их, как мы видим, одной из форм своего развития, придавшей феодальным отношениям на Северном Кавказе ту специфику, которая дает нам основание характеризовать их как феодально-патриархальные.

Именно патриархальная оболочка, прикрывавшая развитие феодальных отношений у горцев Кавказа, ввела в заблуждение многих исследователей их общественного строя, в том числе и таких выдающихся, как М. М. Ковалевский и Ф. И. Леонтович, которые считали, что в XIX в. патриархально-родовые отношения все еще составляли основу общественного быта горцев.